Смертоносная чаша [Все дурное ночи]
Шрифт:
Вано может подтвердить, что за время нашего, пусть и не самого долгого, поцелуя кто-то запросто мог проникнуть за кулисы и подсыпать в чашку яду. Но кто? Я никого не встречал за сценой и собственными глазами видел, как рабочие клуба закрыли на ключ все рабочие помещения. Зрители же сидели на местах, никто на спектакль не опоздал, иначе бы я заметил – зал не так уж велик. Всех коллег своих я знаю в лицо, хотя мы и не здороваемся. За столиками во время спектакля по законам клуба царит гробовая тишина, и малейший шорох обязательно привлек бы внимание. Я же помню. Ромео-Стас стоял в центре
Ты что-то упустил, Ник. Конечно, я совсем упустил Вано. Черт побери! Час от часу не легче. Я перевел дух. Мысли утомили меня и загнали в угол, оставив под подозрением двух моих лучших товарищей, которым я безгранично верил. Но одной веры, видимо, было мало…
– Скажи, Ник, что же ты вспомнил?
Я внимательно посмотрел на Оксану. Сколько простоты и нежности! Светлые большие глаза, светлые брови, светлые волосы. И ни грамма косметики на лице. Почему я ее больше не любил? Почему сегодня я так нуждался в ее тепле? Мне вновь, как когда-то, была необходима ее поддержка, ее ясный логический ум.
– Да, Оксана. Я вспомнил. Мы действительно шли на сцену этаким караваном. Стас, Вано, я и замыкающей – Василиса. Но она окликнула меня. И, я помню, поставила чашечку где-то позади себя. Кто угодно за это время мог подсыпать яду. К тому же за кулисами было довольно темно. – В общем, я выпутывался, как мог, но у меня это плохо получилось. Зря я учился актерскому мастерству. Передо мной сидела не дурочка. Передо мной сидел известнейший в городе врач-психиатр. И с этим я ничего не мог поделать.
– Очень слабенькое алиби, Ник. Допустим, Вася, стоящая спиной к чашке, могла и не заметить этого призрака, проникшего за кулисы. Допустим. Но ты… Ты же повернулся лицом к девушке. Ты ведь, точно, должен был что-то увидеть. Вася окликнула тебя. Ты ей что-то ответил. Ну и что из этого? Конечно, можно допустить другой вариант…
– Что? – Я насторожился.
– Но к тебе это, безусловно, не относится. Просто годится для версии. Допустим, вы бросились в объятия друг к другу, и ты уже ничего не соображал. Ты же ничего не соображаешь, Ник, когда целуешься…
– Перестань, Оксана! – выкрикнул я. И еще раз убедился, какой я поганый актер.
– Успокойся, Никита. Я этой версии не допускаю. – И в умных светлых глазах моей жены сверкнула насмешка.
Все она понимала, моя Оксана, – когда-то именно за это я ее и полюбил, не предполагая, что, когда любовь закончится, эта проницательность будет далеко не в мою пользу. Что ж, теперь уже ничего не исправить. Я понимал, что наш брак подходит к концу. Думаю, понимала это и она, давно с этим смирившись. Поэтому сегодня, ни разу не упрекнув меня, она дала понять, что в любом случае мы останемся близкими людьми. А пока мы муж и жена, пусть даже чисто формально, но все равно обязаны помогать друг другу. Я был бесконечно ей благодарен и, не зная, как выразить свою благодарность, крепко сжал ее руку.
– Ты самый лучший человечек на этом свете, Оксанка. Ты – просто класс.
Она громко рассмеялась, показав свои ровные белые зубы, никогда не знавшие дурных привычек, и погладила меня по взъерошенной шевелюре.
– Какой же ты ребенок, Ник! По-моему, ты до конца не понимаешь, что происходит в жизни. Захотел напиться – пошел напился. Захотел умереть – пошел умирать. Захотел влюбиться… – Она резко оборвала фразу и перевела разговор на другую тему: – Поверь, Ник. Я так не хочу, чтобы у тебя были неприятности. Поэтому и стараюсь помочь. Ведь ты, точно, под подозрением, хотя, надеюсь, убивать этого парня у тебя не было причин.
Я промолчал. Интуиция никогда не подводила Оксану: не зная многого, она точно угадала, что у меня было достаточно оснований прибить Стаса, о чем я по своей природной тупости не раз заявлял при свидетелях.
– Но ты-то, надеюсь, веришь, что я не убивал? – Я довольно серьезно, как и требовали подобные слова, посмотрел на Оксану.
Она менее серьезно, как того требовал ответ, сказала:
– Конечно верю, Ник. Поэтому и пытаюсь выпутать тебя из этой истории. Скажи, ты мне все рассказал? – Оксана задумчиво, как профессионал-психиатр, заглянула в глубь моих глаз.
И только теперь я решил рассказать ей про Вано. В конце концов, только Оксана могла дать мне мудрый совет, как нужно вести себя при допросе и как не подставить ни себя, ни товарищей.
– Да-а-а, – неопределенно протянула она, услышав монолог, на сей раз посвященный скромной персоне Вано. – Да-а-а, этого вообще невозможно было предположить.
– Что? – не понял я.
– Что? Ах, да, я про этого слонообразного парня. И зачем он только вернулся? Ума не приложу.
– Я рад, Оксана, что ты тоже веришь моим товарищам!
Оксана отмахнулась от меня, как от несмышленого ребенка.
– Перестань, Ник. Я не верю. Я анализирую. Пойми, если бы это решил сделать Вано, он никогда бы так демонстративно, при свидетелях не вернулся. Преступник, как правило, достаточно хитер. Он бы нашел время заранее подсыпать яд, а потом отвести от себя все подозрения. Или я не права?
Я тяжело вздохнул. Как всегда, Оксана была права.
– Вот поэтому действия Вано насторожили меня еще больше: он фактически выпадает из подозрения. И остается…
Только я собрался выкрикнуть что-нибудь гневное в защиту Васи, как Оксана опередила меня, зажав мой рот ладонью.
– Не горячись, Ник. Для истины необходимы трезвая голова и хорошее зрение. Ты ведь хочешь отыскать правду? Поэтому успокойся и выслушай. Вано слишком откровенно вел себя для убийцы. А вот эта девушка…
Я непроизвольно сжал кулаки. Оксана заметила это, но, не подав вида, продолжала:
– А вот эта девушка вполне… Послушай, Ник. Постарайся абстрагироваться от конкретной личности и представь перед собой совсем другую девушку. Допустим, героиню какого-нибудь детектива. Так вот, она вполне могла все рассчитать. Слушай внимательно. Во-первых, она вызвалась сама налить воду в чашку. Но жидкость эта была налита не просто из-под крана, а из какого-то запыленного графина, это во-вторых. Кроме того, именно она играла Джульетту, которая собственными руками подносит яд к губам Ромео. Наконец, самые веские основания для убийства были, в общем-то, только у нее: она – бывшая любовница убитого, не раз громогласно грозившаяся его застрелить. Разве не так?