Смесь бульдога с носорогом
Шрифт:
— Ясненько, — сникла Маруська.
А я вооружилась плоскогубцами и принялась методично снимать картины, зеркала в прихожей и выдирать все гвозди на стенах.
— Ты что делаешь? — всплеснула руками Маруська, увидев плоды моих рук.
— Надо, Маруська, — спокойно отозвалась я, перенося картины и зеркала наверх. — Заключительная часть марлезонского балета. Баксы надо срочно найти.
— Раз так — то конечно, молчу в тряпочку, — уважительно сказала она и начала обуваться.
И она ушла. А я особо не загружаясь посмотрела на часы и не
Потом ближе к девяти я спустилась, нашла в дворницкой Натаху и спросила:
— Стольник хочешь?
— Давай, — согласилась она.
— Но не просто так.
— Женщин не обслуживаю, — отрезала она и с сожалением поглядела на купюру в моей руке.
— Дура, — припечатала я. — Ты не в моем вкусе. Сейчас парень подъедет, посмотри в окошко, это Наськин кекс или нет? Ну как?
— Так бы и сказала, не тянула кота за хвост! — фыркнула она и быстро выхватила сотку.
— Что это у вас за хиппи — клуб? — спросила я, глядя на бисерную феньку на ее руке.
Натахины ноздри внезапно расширились и она злобно спросила:
— Хиппи клуб? А у кого ты еще видела такую же?
— У Насти, — удивилась я ее реакции.
— Вот тварь! — ненавидяще прошипела она.
— Эй, да она же умерла, ты чего?
— Ее счастье!
Я внимательно посмотрела на нее и какая — то мысль мелькнула у меня в голове. Вот черт — да Наташка — то в бешенстве! Причем от ревности.
— А у тебя это откуда? — осторожно кивнула я на бисерный браслетик.
— Любимый дал на память! — гордо ответила она.
— Любимый мог дать на память любимой девушке чего и посолиднее копеечной феньки, — резонно заметила я.
— Да много ты чего понимаешь! — фыркнула она. — Эта фенечка нас связывает!
— Это как? — не поняла я.
— Душевно, — пояснила она. — Ну, мы чувствуем теперь друг друга, как близнецы.
Я слегка провела рукой по фенечке и заржала. Предприимчивый парень, кто бы он ни был, молодец! Фенька была увешана заклятьями, словно студент — несданными «хвостами». Приворожка, оморачивания, послушание — чего тут только не было! Такими фокусами у нас Оксанка занимается, но очень редко, говорит, много сил уходит. Ну и дерет бешеные деньги за это, понятно. Около двух тысяч гринами такой браслетик стоит, видать богатый поклонничек у нашей дворничихи.
Тут зазвонил телефон.
— Ты готова, дорогая? — спросил Ворон.
— Конечно, — ответила я. — Ты далеко?
— У твоего подъезда. Можно зайти?
Я выглянула в окно и сказала:
— Не стоит. Я сейчас спускаюсь, хорошо?
— Ладно, — слегка разочарованно отозвался Ворон.
— Натаха, иди сюда, — позвала я девчонку, — видишь кекса около джипа?
Натаха посмотрела на Ворона и без колебания определила:
— Он!
Я внимательно следила за ней. Никакого волнения при встрече с любимым. Взгляд не задержался на Вороне дольше ни на секунду положенного. Или я дура, или я гениальная актриса, или я ошиблась и Ворона они не делили.
— Спасибо, Наташ, — медленно проговорила я и пошла к любимому.
Ворон был сногсшибательно красив. Черный смокинг и аромат моего любимого одеколона «XS» разили наповал. Я чопорно уселась на заднее сидение и спросила как можно беззаботнее:
— Как дела?
— Нормально, — в тон мне ответил он.
Мы оба знали что это не так.
По дороге мы болтали о каких — то пустяках, впрочем, и ехать было недолго — минут десять.
Когда мы вошли, Санина дама с фотографии, вся с ног до головы в бриллиантах, поприветствовала нас кивком головы:
— Я рада, что ты явился.
«А я пустое место? » — закипая, подумала я.
Ворон, однако и ухом не повел.
— Галина, это Мария, — представил он меня ей.
— Мария, это Галина, — представил он ее мне.
А я стояла столбом — я уж и позабыть о ней успела — а вот надо же. Но вот фото, которое принес мне Саня за несколько минут до смерти — помню четко.
Я светло улыбнулась даме, выражая восторг от встречи с ней, потому что мама учила меня быть вежливой, а она, мельком на меня взглянув, тут же подхватила Ворона под руку и потащила его вглубь зала.
Я точно была тут пустым местом.
— Послушай, — говорила она, — тот художник, которого ты прислал, произвел настоящий фурор. Ты его откуда взял?
— Да случайно его работы увидел, решил что тебе подойдут брешь заполнить, — спокойно ответил Ворон.
Я уныло плелась за ними и спрашивала, какого черта я тут делаю.
— Подойдут? — воскликнула дама, — Да он тут лучший! Я сама — то в этом ничего не понимаю, но тут у нас парочка столичных критиков в полном восторге! Через две недели в Москве какая — то жутко престижная выставка, и твоего Куценко там хотят!
— Рад, — коротко ответил Ворон.
Дама же наконец остановилась перед полотном, на котором я по пояс высовывалась из окна средневекового замка, и косы мои спускались до земли, а в руке я держала белую розу. Этакая Рапунцель, черт возьми. Слава богу что Серега не изобразил себя, поднимающегося по этим косам в мою темницу, рыцарь хренов. Невинное выражение лица, которого у меня отродясь не было, здорово контрастировало с едва прикрытой грудью размера DD. Единственное, что меня утешало — я на картине была хороша, зараза, так что сходство ограничивалось лишь цветом волос.
— Ты посмотри, какая красота! — воскликнула она. — Обязательно куплю эту картину!
Ворон внимательно осмотрел картину, потом обернулся и сверился с оригиналом.
— Талант! — наконец изрек он.
— Посмотри, как его модель хороша, — разливалась соловьем дама. — Похожа на кого — то из знаменитых, не пойму на кого.
— На Памелу Андерсон, — подсказал Ворон.
— Совершенно верно! — подтвердила дама.
Я побагровела и хорошенечко его пнула.
— Дорогая? — поднял он бровь.