Смесь
Шрифт:
С тех пор каждую пятницу Матвей заносил в свой маршрутизатор координаты «Неона» и просил женщину из компьютера проводить его туда к семи вечера. Доселе незнакомый район стал практически родным. В ресторане Матвей занимал место у окна и два часа пил зеленый чай, всматриваясь в лица прохожих.
Здесь в «Неоне» и там за окном было два абсолютно разных мира. Официанты свободно лавировали между столиками с подносами наперевес. Белые, идеально выглаженные манжеты их рубашек не знали, что такое грубая хватка маршрутизатора. Полная свобода, если не считать администратора в углу. Но там, за порогом правила менялись.
Наверное, это тоже своеобразная свобода, ведь в конечном итоге каждый получал то, что хотел и главное вовремя. Но все же, чего-то не было в этом идеальном мире. Матвей пытался понять, чего именно, но всякий раз мысль ускользала, теряясь в десятке других. Вот где неплохо бы навести порядок. В собственной голове.
«А что будет, если я вновь её встречу?» – Эта мысль возникла впервые на седьмую пятницу, когда от первичной эйфории, как и от румянца на щеке, давно и след простыл.
«Я просто скажу – привет. И если успею, то добавлю, что меня зовут Матвей. А она? Успеет ли она ответить?»
Так пришёл кризис. Ещё вчера Матвей жаждал лишь новой случайной встречи, не задумываясь ни о чем, но сегодня за директорский стол неожиданно уселся здравый смысл. Этот суровый правдоруб говорил, что выход один – назначить встречу, условиться о времени и месте. Но как это будет выглядеть?
«Эй, ты! Завтра в Неоне, вон там, в семь вечера! Ты слышала? Ты придешь?»
Какая чушь. И позор.
– Ты вымирающий вид – романтик. – Так говорил Профессор в ту первую пятницу, когда Матвей не удержался и поделился захлестывающими нутро эмоциями от неожиданной, в этом мире правильно было бы сказать незапланированной, встречи.
– У тебя на работе уйма свободных, и подчеркну особо, красивых девушек. Но ты умудрился влюбиться на ходу, в лицо в толпе, за пару секунд. – Профессор говорил абсолютно беззлобно, делая небольшие перерывы на глоток коньяка за здоровье именинника.
– Знаешь, что мне это напоминает? – Вклинился сам виновник вечера. – Помнишь, в одиннадцатом классе тебе нравилась Машка из девятого?
Матвей помнил. Но не саму Машу, чей физический облик померк и истерся, а скорее те ощущения, которые в нём рождались в ту пору.
– Мы тогда с тобой всё лето ходили в её двор. Сидели, смотрели, а ты так и не решился подойти. Возможностей было море, но смелости тебе не хватало. А сейчас всё наоборот выходит.
– Я поясню, почему назвал тебя вымирающим видом. – Вновь взял слово Профессор. – Ведь как раз именно потому, что люди вроде тебя перестают размножаться. Уж извините за грубый научный термин. Условия для вас неподходящие. В наших реалиях влюбляться надо в тех, кто с тобой в одном потоке. Может тебе обратно в Рязань махнуть? Там маршрутизаторы вроде бы только вводят, да и Машка может, ещё никуда не делась.
– Нет уж, спасибо.
Очередная пятница, кажется десятая или… Неважно, Матвей уже сбился со счета и впервые задумался, прежде чем ввести координаты «Неона».
«А может ну её? Шансы ведь мизерные. Сколько у нас здесь сейчас населения? Миллионов сорок? Нет, кажется больше».
Матвей посмотрел на соседний стол. Юля Самойлова собиралась домой: разложила документы по папкам, подкрасила губы, улыбнулась Матвею.
«Влюбляться в тех, кто с тобой в одном потоке».
«С Юлькой мы не просто в одном потоке. Мы в одном кабинете, под одним кондиционером. Может, стоит и под одно одеяло забраться?»
– Ты домой? – спросила девушка.
– Да, – задумчиво протянул Матвей, и рыжие пряди незнакомки, которые маяком горели в его сознании последние месяцы, вдруг поблекли.
«Я изменяю не ей, я изменяю себе».
– Тогда нам по пути. Давай, синхронизируем маршрутизаторы…
– То есть, нет, не домой. Совсем забыл, сегодня же пятница…
Толпы, шеренги, цепочки. Витиеватые и линейные. Люди, словно частицы одного организма находились в постоянном движении. Это был хаос и полнейший порядок одновременно.
Где-то в самой гуще этого вечно шагающего мира, с то и дело замирающим сердцем, со скоростью на нижней границе шел Матвей – расшатавшийся винтик, отмирающая клетка. Он всматривался в каждое лицо, а голове его попеременно звучало два голоса. Первый, знакомый до боли, без которого и шагу нельзя было ступить – голос поводыря. Второй был его собственный, но не нынешний. Это был голос подростка, который с тайной надеждой изо дня в день прокладывал дорогу в соседний двор. Голос того парня, что часами высиживал в засаде, поджидая, когда мимо пройдет худенькая девчушка с каре. Этот голос, который вдруг как-то незаметно сгинул с приходом взрослой жизни, сегодня вновь прорезался – звонкий и ясный, но полный отчаянья.
«Сегодня что-то случится». – Твердил он.
«Что-то непременно случится. Будь готов.
От этих беззвучных, никем в действительности не сказанных слов в груди у Матвея защемило. Он верил им. Словно ему опять шестнадцать, и он несет свою вахту – прячется за цветущей сиренью, то и дело, выглядывая из-за пушистых веток. Маша должна скоро пройти здесь. Мелькнул бирюзовый сарафан – идёт! Руки вспотели, сердце стучит как сумасшедшее. Как может Матвей собирается с силами и выходит на дорогу. Он старается быть естественным и слегка небрежным, но со стороны выглядит заржавевшим роботом, со сбитыми настройками. Он смотрит вниз, опасаясь встретиться лицом к лицу с предметом своего вожделения. Тень девушки скачет по пыльной дороге. Когда она ровняется с ним, Матвей находит силы поднять взгляд. Мгновение – и Маша уже за спиной. Пустая, избитая тропинка и двое расходятся в разные стороны. Для одной этот миг не значил ровным счетом ничего, а для другого – всё сошлось в нём одном. Надежды, ожидания, мечты – всё рухнуло так же быстро, как и зародилось.
Он вновь не решился.
– Нет, – вдруг выкрикнул Матвей в полный голос, так, что впередиидущий мужчина вздрогнул.
– Нет, такого больше не будет, – тихо повторил Матвей.
«Да, будь готов действовать», – поддержал его внутренний голос.
«Через пятьдесят шагов необходимо остановиться на десять секунд», – вклинилась женщина из маршрутизатора.
Знакомая вывеска и алый крест уже появились на горизонте, когда поток Матвея остановился на эти запланированные десять секунд. Словно поезд, они пропускали другую организованную шеренгу. Люди стояли спокойно, слушали отсчет времени с закрытыми глазами, отдыхали от бесконечного мелькания лиц. И лишь Матвей взглядом обыскивал толпу.