Смесь
Шрифт:
– Нет, не она, нет…
«Будь готов».
– Опять не она.
«Будь готов действовать».
– Её здесь нет.
«Смотри!»
– Неужели… Неужели это она…
Девушка шла последней. Синие джинсы, черная куртка поверх белой майки и огненные волосы, на этот раз, собранные в хвост. Она пролетела как комета.
– Триста семнадцать шагов в указанном направлении, – скомандовал наушник.
Поток Матвея пришел в движение. Молодой человек понял, что проиграл. Романтик вновь растерялся, внутренний голос оробел.
– Ну, уж нет, разрешите…
Матвей
– Разрешите пройти.
Такой фразы на улице уже давно никто не слышал.
Матвей ринулся против движения потока, плечом пробивая себе дорогу.
– Извините…
Рыжий хвост маячил впереди, словно последний вагон, в который непременно нужно успеть запрыгнуть. Сейчас поток закончится, и Матвей успеет пробежать несколько метров свободно. Люди недовольно ворчали, женщины вскрикивали от неожиданности, словно Матвей пытался забрать к ним под юбку, кто-то грубо ругался и давал волю рукам. Но Матвею было все равно, он шёл за своей путеводной звездой. И, о чудо, она обернулась! Должно быть, услышала шум и мельком посмотрела через плечо.
Он рвался к ней, плыл против течения, бежал сквозь ураган. Кто-то больно ткнул Матвея под ребра, а потом ударил по лицу, сильно ударил. Пустяки, ведь она смотрит на него, даже не отворачивается. Идет вперед, но смотрит назад. Правда в её глазах испуг, она не понимает, в чем дело.
Матвей вырвался на волю. Его поток, остался позади, держа курс в сторону «Неона». Теперь на его пути лишь отдельно бродящие люди, которых гораздо легче обогнуть. Матвей улыбнулся, поднял правую руку и крикнул:
– Привет!
Девушка по-прежнему шла в пол оборота. Она робко, словно под принуждением улыбнулась в ответ. Но и этого было достаточно. Матвей побежал.
«Не напугай её». – Вновь пробудился голос школьника. – «Ты похож на сумасшедшего. Чувствуешь соль на губах? Вытри – это кровь».
Их разделяло шагов двадцать, когда Матвей понял, что стоит в самом центре пешеходного перекрестка, а там, в тени зданий, притаились толпы марионеток. Они тоже пропускали «поезд». Последний вагон прошел, и рыжий хвост дал отмашку – можно. Два потока одновременно ринулись навстречу друг другу. Поделив широкую дорогу поровну, они за считанные секунды заполнили её целиком.
Море людей, и оно очень волновалось. Оно было беспокойным и даже враждебным. И где-то в самом центре этого моря тонул Матвей. Его бесцеремонно толкали, и он толкался в ответ. Он уже не видел своего маяка, своей путеводной нити цвета янтаря. Лишь серые одежды расплывались перед глазами. Каждый шаг давался с огромным трудом, каждый шаг пересекал сотни маршрутов, которые так щепетильно выстраивал искусственный интеллект.
«Люди, остановитесь!» – Вопил школьник, когда сам Матвей лишь сдавленно стонал от очередного удара.
Ноги Матвея заплетались. Он потерял ориентацию и уже не знал, в какую сторону идти. Через мгновение он уже стоял на коленях, и, закусив губу, наблюдал, как тяжелый ботинок оставляет чёткий след на его кисти. Крик Матвея потерялся в возбужденном рокоте толпы, которая словно дикий зверь уже почувствовала запах крови.
Люди шли своим маршрутом, и неважно им было, что идти приходилось не только по асфальту, но и по живой трепещущей плоти. Матвей лежал, обхватив голову руками, чувствуя каждый шаг на своём теле, и вдруг понял, чего не было в этом мире. Их самих. Вне маршрута каждый был пустым местом, куда можно не задумываясь наступить.
На ногу Матвея словно накатил бульдозер, хрустнула кость, и молодой человек растворился в океане боли.
«Муравейник живет, кто-то лапку сломал – не в счет». – Грустно напевал школьник, пока тоже не потерял сознание.
Палата Матвея выходила окнами на центральную улицу. Молодой человек видел тот самый перекресток, где чуть было не лишился жизни. Крест на фасаде больницы бросал блик на стекло, заливая перекресток алым цветом.
– Стоило оно того? – Спросил Матвей сам себя.
На маршрутизатор уже пришло извещение о взыскании штрафа в размере четверти месячной зарплаты офисного работника. Оставалось ждать гражданских исков. Но Матвей почему-то думал, что обойдется. Верил, что обойдется. Наверное, потому, что там, на перекрестке его топтали вовсе не люди.
Дверь в палату была открыта, из коридора доносился привычный шум – медсестры разносили дневные таблетки. Матвей ждал. Шаги звучали всё ближе и ближе, и когда она появилась, время будто бы застыло. Миниатюрная, словно кукла, в белоснежном костюме и с подносом в руках. Рыжие волосы аккуратно заправлены под чепчик.
Матвею казалось, что он понял, почему выбрал её. Почему из бесконечного потока человеческих лиц он зацепился именно за это. И дело было вовсе не в милых чертах, цвете волос и прочих прелестях женского тела. Нет, он уловил нечто не доступное взгляду. Она тоже вымирающий вид.
Матвей подался вперед, но непривычная тяжесть в ноге остановила его. Девушка лишь улыбнулась, на этот раз вполне дружелюбно и скрылась из вида. Молодой человек вернулся в исходную позицию, откинув голову на подушку. Ничего, днем ему таблетки не положены, а вот вечером, вечером ему должны принести обезболивающее.
Так близко и в то же время так далеко.
Матвей улыбался, глядя на загипсованную ногу.
– Да, далеко. Но всё-таки теперь гораздо ближе.
Последний день
Сегодня в доме царило веселье. Двери, одна за другой, непрерывно хлопали, на первом этаже, на общей кухне гремела посуда, запылившееся радио прочистило динамики ровно в шесть утра гимном России. Дети шумной вереницей носились по этажам, их звонкий смех проникал в каждый темный уголок, а жильцы постарше в кое том веке не шипели на них и не оговаривали. В доме царило веселье, несмотря на то, что это был его последний день.