Смешенье

Стивенсон Нил Таун

– Купить на них что-нибудь, – отвечал Роджер. – Во Франции.

– Мы с нею воюем!

– Довольно вяло – одна серьёзная битва за последние два гола.

– И всё же зачем мне туда?

– Франция лежит на пути в Германию, где, если я не сильно ошибаюсь, живёт сейчас Лейбниц.

– Разумнее было бы её обогнуть.

– Куда удобнее отправиться прямиком – тем паче, что таким курсом следует ваша яхта.

– У меня и яхта теперь есть?

– Смотрите! – провозгласил маркиз Равенскар. Даниелю пришлось повернуть голову и глянуть вниз по течению. Они как раз миновали Стил-ярд и приближались к пристани у «Старого лебедя», сразу перед Лондонским

мостом, После моста начиналась лондонская гавань, в которой стояла едва ли не тысяча кораблей.

– И что я должен был увидеть? Рыбный рынок? – возмутился Даниель. (Именно в ту сторону указывала сейчас рука Роджера.)

– Тысяча чертей! – воскликнул Роджер. – Она перед Тауэром, отсюда её не видно, так что давайте сходим и посмотрим.

Он спрыгнул с лодки на причал и зашагал к «Старому лебедю», не расплатившись с лодочником и даже не глянув в его сторону. Тот, впрочем, нимало не огорчился. По-видимому, у Роджера было полное взаимопонимание с ним, как и со всем Лондоном, за исключением нескольких якобитов.

От «Старого лебедя», куда они заглянули, чтобы согреться пивом, можно было пройти по Темз-стрит, а затем долго продираться через ворота, башни и дамбы Тауэра, обросшие человеческим жильем, как пораженные сердечные клапаны – инфекционными бородавками. Однако Роджер хотел взглянуть на яхту с реки, поэтому они обошли мост и спустились к Львиному причалу под лабазоподобной церковью Святого мученика Магна, которую Рен отстроил заново, но ещё не успел снабдить башней или колокольней. Другой лодочник согласился отвезти их вниз по реке. Обогнув шумный рыбный рынок и Ки, они оказались в начале Тауэрской пристани – четвертьмильной стены, встающей прямо из реки. Впрочем, местами её украшали краны, пушки, крохотный зубчатый замок и прочие диковины. В стену уходили два причала и один сводчатый туннель; лодочник всё гадал, не к ним ли маркиз Равенскар направляется, однако Роджер гнал лодку дальше, до самого конца стены, где стояли два брига и трёхмачтовый корабль. Даниель машинально смотрел на судёнышки поменьше и поскромнее, пока не вспомнил, что он с Роджером, которому подавай всё самое лучшее. Взгляд маркиза был устремлён на трёхмачтовик. Носовая фигура изумляла – не тем, что была покрыта многими квадратными футами листового золота (дело вполне обычное), но своей диковинной формой. Золотой шар с глазами, носом и ртом, казалось, несся вперёд, увлекая за собой огромный клубящийся хвост золотого, серебряного и медного пламени. Даниель понял, что перед ним – очеловеченная комета или огромный огненный…

– «Метеор»! – объявил Роджер. – Бывшая собственность господина герцога д'Аркашона. – Затем лодочнику: – Обойди корабль с обеих сторон, а когда доктор Уотерхауз закончит осмотр, мы поднимемся вверх вон по тому трапу. Даниель, надеюсь, вы не прочь полазить по трапам?

– Я бы по верёвке взобрался, чтобы такое увидеть.

– М-м… всякий нормальный человек, предложи ему выбор, лезть по верёвке или отправиться во Францию на герцогской яхте, предпочёл бы второе; посему я воспринимаю ваши слова как согласие быть в Дюнкерке через три дня, – сказал Роджер.

В прежние годы Даниель пересчитал бы пушки «Метеора», но сейчас смотрел только на декор. Искусные резчики увили всю яхту золотыми лавровыми гирляндами. Над ютом распростёрла крылья Победа: одной рукой она тянула гирлянды на себя, словно вожжи, другой держала поднятый меч. Под крыльями тянулся

ряд окон.

– Ваша каюта, – объяснил Роджер, – где нам накрыли стол.

Они пообедали жареными перепёлками, приготовленными на камбузе «Метеора», «который полностью перестроили, – сообщил Роджер, – ибо смрад от кухни покойного герцога внушал омерзение даже французам». Синяя скатерть была расшита золотыми королевскими лилиями; Даниель заподозрил, что прежде она служила флагом.

– Так теперь эта яхта ваша, Роджер?

– Пожалуйста, не опускайтесь до пошлых рассуждений, что кому принадлежит. Всем известно, что яхту захватили у Шербура, когда французы прошлый раз собирались на нас напасть. Король намеревался подарить её королеве, так что её немного подлатали…

– Кого, королеву?

– Яхту. Но затем оспа похитила её из этого мира – королеву, а не яхту. «Метеор» превратился в бесполезную игрушку, не стоящую денег на своё содержание…

– Вы получили её задаром?!

– Чума на всех пуритан с их низкой одержимостью тем, что сколько стоит! – взревел Роджер, потрясая перепелиной ножкой, словно палицей Геркулеса. – Существенно, что семье де Лавардаков яхта очень дорога. А в Дюнкерке сейчас находится сама Элиза де Лавардак. – Взгляд Роджера на мгновение стал рассеянным. – Надеюсь, то, что говорят про неё и про оспу, – неправда.

Даниель, чью единственную любовь оспа на его глазах разжевала и выплюнула, почувствовал сильнейшее желание сменить тему.

– Начинаю понимать. Виги считаются партией Банка и войны. Банк, по слухам, идёт ко дну, а война застопорилась.

– Учтите. – Роджер вновь назидательно потряс перепелиной ножкой. – Банк расцветёт, и французов мы победим, дайте срок. Однако сейчас нам желательно не проиграть выборы Гарлею и Болингброку.

(Имелись в виду тори.)

– И вы хотите предложить Франции мир, а в Элизе видите своего рода мост между Францией и Англией. Вы хотите подольститься к ней и её мужу, вернув им «Метеор». И меня выбрали в качестве посла?

– Накануне революции вы ездили в Голландию, – сказал Роджер, – поскольку в вас меньше всего могли заподозрить дипломата.

– Чем чаще я буду ездить с такими поручениями, тем с большей вероятностью меня заподозрят, – отвечал Даниель. – Впрочем, я буду рад передать яхту Элизе, если вы этого от меня хотите. А потом отправлюсь в Ганновер.

– Какое совпадение! – воскликнул Роджер. – Мне надо передать нашей будущей королеве нечто слишком щепетильное, чтобы доверить бумаге.

– Вы о Софии Ганноверской? Не понимаю. Наша следующая королева зовётся Анной и живёт в Англии.

– И больна сифилисом, как сестра и отец, – пробормотал Роджер, – посему вряд ли может произвести жизнеспособное потомство. София же в своё время была исключительно плодовита. Попомните мои слова, нам осталось лишь немного потерпеть сифилитичных католиков Стюартов. Скоро трон займут Ганноверы, а Ганноверы – прирождённые виги.

– Из чего это следует?

– Ганноверы – прирождённые виги, – повторил Роджер. – Говорите это себе, Даниель, по сто раз на дню, пока не поверите, а потом передайте Софии Ганноверской самым убеждённым тоном.

– Не поднимайте голову, Роджер, но мне кажется, что некоторые прирождённые тори смотрят на нас из Тауэра. – Даниель глянул в боковое окошко каюты, из которой открывался вид на укрепления за причальной стеной.

– Неужто?!

– О да!

– Со стены?

– Не совсем. Учтите, что их сейчас в Тауэре чуть больше обычного.