Смешные любови (рассказы)

Кундера Милан

— Ты раскрыта, — сказал Гавел. — Людям здесь нечего делать, вот они и ходят самозабвенно в кино.

— Тебе это неприятно? — спросила актриса, считавшая публичность своей профессии определенной провинностью и мечтавшая, как и все настоящие любовники, о любви тихой и тайной.

— Напротив, — рассмеявшись, сказал Гавел. Потом он долго, по-ребячьи, забавлялся тем, что пытался заранее отгадать, кто из встречных узнает актрису, а кто нет, и держал с ней пари, сколько человек узнает ее на следующей улице. И вправду: оборачивались солидные дяди, селянки, дети, да и те немногие красивые женщины, что в это время еще попадались на курорте.

Гавел, проводивший последние дни в унизительной неприметности,

был осчастливлен вниманием встречных и возмечтал о том, чтобы лучи интереса, возбужденного женой, как можно больше падали и на него; он обнимал актрису за талию, склонялся к ней, шептал ей на ухо самые разные любезности и скабрезности, а она платила ему тем, что прижималась к нему и возводила на него повеселевшие глаза. И Гавел под множеством взглядов чувствовал, как к нему вновь возвращается утраченная примет-ность, как его тусклые черты обретают зримость и выразительность, и вновь наполнялся гордой радостью от ощущения своего тела, своей походки, своего пребывания на земле.

Когда вот так, любовно сплетясь, они брели вдоль главной улицы мимо витрин, в окне магазина охотничьих принадлежностей доктор Гавел вдруг увидел светловолосую массажистку, что вчера столь нелюбезно обошлась с ним; она стояла в пустом магазине и болтала с продавщицей. «Поди-ка сюда, — сказал он изумленной супруге, — ты лучшее создание на всем белом свете, я хочу сделать тебе подарок», — и, взяв ее за руку, ввел в магазин.

Болтавшие женщины тотчас умолкли, и массажистка впилась долгим взглядом в актрису, беглый кинула на Гавела, снова перевела глаза на актрису и снова на Гавела; Гавел с удовлетворением отметил это, но, не удостоив ее ни единым взглядом, стал быстро осматривать выставленные товары: рога, ягдташи, дробовики, бинокли, палки, намордники для собак.

— Что вам угодно? — спросила его продавщица.

— Минутку, — сказал Гавел; наконец под стеклом прилавка он увидел свистки черного цвета и указал на один из них. Продавщица подала. Гавел поднес его к губам, дунул, оглядел со всех сторон и снова издал негромкий свист. «Какая прелесть», — оценил он свисток и положил на прилавок перед продавщицей положенные пять крон. Свисток протянул жене.

Актриса узнала в подарке очаровательную ребячливость мужа, озорство, его умение найти смысл в бессмыслице и наградила его восхищенным, обожающим взглядом. Но Гавелу этого было мало. «И это вся твоя благодарность за такой прекрасный подарок?» — шепнул он ей. И актриса поцеловала его. Обе женщины не сводили с них глаз, пока они не покинули магазин.

А потом они снова бродили по улицам, по парку, грызли вафли, свистели в свисток, сидели на лавочке и заключали пари, кто из прохожих обернется на них. Вечером, входя в ресторан, они едва не столкнулись с женщиной, похожей на скаковую лошадь. Она с изумлением посмотрела на них, долгим взглядом — на актрису, беглым — на Гавела, потом опять на актрису, а когда снова перевела взгляд на Гавела, то непроизвольно поклонилась ему. Гавел тоже поклонился в ответ, а затем, нагнувшись к уху жены, спросил ее, любит ли она его. Актриса влюбленно вскинула на него глаза и погладила его по лицу.

Они сели за стол, заказали скромный ужин (ибо актриса трепетно следила за диетой мужа), пили красное вино (ибо только его мог пить Гавел), и пани Гавлова не на шутку растрогалась. Наклонившись к мужу, она взяла его за руку и сказала, что это один из самых прекрасных дней в ее жизни; призналась ему, как ей было грустно, когда он уезжал на курорт; снова извинилась за свое безрассудно ревнивое письмо и благодарила его, что он позвонил ей и вызвал к себе; сказала, что приехала бы к нему даже ради минутной встречи; говорила и о том, что жизнь с ним протекает для нее в постоянном беспокойстве и неуверенности, словно Гавел непрестанно ускользает от нее; но именно поэтому каждый день для нее — новое переживание, новое чувство влюбленности, новый подарок.

Потом они пошли в одноместный номер Гавела, и радость актрисы вскоре достигла своего апогея.

10

Спустя два дня доктор Гавел снова отправился на так называемый подводный массаж и снова чуть припозднился, потому как, честно говоря, никогда никуда не приходил вовремя. И снова там была белокурая массажистка, однако на сей раз она уже не смотрела на него волком, а, напротив, улыбалась и назвала его паном доктором, из чего Гавел заключил, что она ознакомилась в канцелярии с его курортной картой или же расспросила о нем знакомых. Отметив ее интерес с чувством удовлетворения, доктор Гавел стал раздеваться за ширмой кабинки. Когда же массажистка пригласила его, сообщив, что ванна готова, он, самодовольно выставив пупок, вышел из-за ширмы, прошел к ванне и с наслаждением растянулся в воде.

Массажистка, отвернув краники на распределительном щите, спросила его, здесь ли еще его жена. Гавел сказал «нет», тогда массажистка спросила, будет ли его жена опять играть в каком-нибудь хорошем фильме. Гавел сказал «да», и массажистка подняла его правую ногу.

Когда струя воды защекотала его ступню, массажистка улыбнулась и сказала, что у пана доктора, по всему видать, очень чувствительное «тельце». Потом они еще поболтали, и тут Гавел сказал ей, что на курорте дикая скука. Массажистка многозначительно улыбнулась и заметила, что пан доктор наверняка умеет устроить свою жизнь так, чтобы не скучать. Когда же она низко склонилась над Гавелом, проводя струей по его груди, и он похвалил ее бюст, верхнюю половину которого отлично видел со своего лежачего положения, массажистка сказала, что он, конечно, видел бюсты и покрасивее.

Все это с очевидной ясностью подсказало Гавелу, что короткое пребывание его жены на водах совершенно преобразило его в глазах милой мускулистой девушки, что он внезапно обрел силу обаяния и магии и что еще больше: его тело дало ей возможность тайно и интимно сблизиться со знаменитой актрисой, стать вровень с известной женщиной, приковывающей всеобщие взоры; Гавел понял, что ему вдруг стало все дозволено, все наперед молчаливо обещано.

Но как часто случается, человек, испытывая удовлетворение, спокойно отвергает предложенную ему возможность, дабы таким путем утвердиться в своем благостном насыщении. Гавел вполне удовольствовался тем, что светловолосая девушка начисто растеряла всю свою грубоватую неприступность, что ее голос стал сладким, а глаза покорными, что она по сути предлагала ему себя — а он-то вовсе и не мечтал о ней.

Перевернувшись на живот и выставив из воды подбородок, он снова позволил резкой струе промассировать себя от пят до шеи. Эта поза казалась ему молитвенной позой покорности и благодарения: он думал о своей жене, о том, как она красива, как они любят друг друга, и о том, что она его счастливая звезда, привораживающая к нему благоволение случайностей и мускулистых дев.

А когда массаж был окончен и он, поднявшись, собрался выйти из ванны, массажистка, окропленная потом, показалась ему такой здоровой и сочно красивой, а глаза ее такими послушно преданными, что он возжелал поклониться в ту сторону, где в далях мерещилась ему жена. Ему привиделось, что массажистка стоит здесь на огромной руке актрисы и что эта рука подает ему это тело как некое сердечное послание, как дар любви. И показалось ему вдруг непростительной грубостью по отношению к собственной жене отвергнуть этот дар, отвергнуть это ее нежное внимание. Улыбнувшись вспотевшей девушке, он сказал ей, что освободил для нее сегодняшний вечер и в семь часов будет ждать ее у Источника. Девушка приняла предложение, и доктор Гавел завернулся в большое полотенце.