Смеющиеся глаза
Шрифт:
— У меня в основном практиканты, — горячился Мурат. — Им бы геологов сопровождать в качестве коллекторов. Так в добрых организациях и делается. А у нас все не как у людей.
— Зато — практические навыки, самостоятельность, — вставил Борис. — Быстрее преодолеем детский возраст.
Мурат хмыкнул и не стал спорить.
— Борис прав, — оказал я, вспомнив, как много давала курсантам стажировка на границе.
— А вы знаете, что такое геология? — вдруг обрушился на меня Мурат. — Это одна из самых отстающих наук. Мы поднялись
— А все-таки, Мурат Абдурахманович, мы любим свою науку и свою трудную профессию, — с чувством произнес Борис. — Помните, вы сами…
— Соловьиные трели! — воскликнул Мурат. Теперь в его черных, как ягоды переспелого терна, глазах неистово плясали искры злой иронии. — Геолог ищет минерал. Его маршрут — через пропасть. Он упал в нее. Но он смог подняться и снова идет. Потому что иначе не может. Тут все ясно. Тут не надо соловьиных трелей.
Эти слова пришлись мне по душе. Щеки Бориса порозовели, сушено все, что сказал Мурат, относилось к нему.
— Значит, с дружиной ничего не выйдет? — спросил я после непродолжительного молчания.
— Кто сказал — не выйдет? — накинулся на меня Мурат и вдруг улыбнулся озорной мальчишеской улыбкой. — Уже и командир есть.
— Кто? — поспешно спросил Борис.
— Новелла, — спокойно ответил Мурат.
— Новелла? — испуганно встрепенулся Борис.
— Конечно Новелла! — как о чем-то решенном воскликнул Мурат.
— Но у нее очень большой объем работы, трудные маршруты…
— А нарушители как раз и любят трудные маршруты, — засмеялся Мурат, показав чудесные белые зубы.
— И кроме того, у нас есть мужчины, — продолжал гнуть свою линию Борис.
— А ты-то что в адвокаты записываешься? — накинулся на него Мурат. — Боишься, что Новеллу пограничники отобьют?
Борис ничуть не смутился, напротив, лицо его стало еще более красивым и самоуверенным. Однако на вопрос Мурата он так и не ответил.
Мурат пригласил меня перекусить. Я позвал Теремца, и вчетвером мы опустились к реке. Солнце уже хозяйничало в долине. Звонко пела река. Голубые потоки воды весело ударяли в сверкающие на солнце валуны, безуспешно пытаясь сдвинуть их с места.
Молодая миловидная повариха с цветастой косынкой на голове встретила нас не по возрасту сдержанно. Казалось, она была поглощена своими думами и не очень-то обрадовалось, что мы нарушили ее одиночество. И все же она легко и проворно поставила перед нами на расстеленный брезент миски с отварной бараниной, приправленной чесноком. Когда повариха подошла ко мне, я заглянул ей в лицо. Глаза ее были светло-синие, словно девушка долго-долго смотрела в небо и оттого они сделались такими ясными и бездонными.
Пока мы ели и оживленно разговаривали, обсуждая, какие задачи встанут перед добровольной народной дружиной, повариха приготовила крепкий чай, принесла его нам в кружках и отошла к реке. Там она села на камень, спиной к нам и опустила голову. Плечи ее вздрогнули, затряслись.
— Ксюша! — удивленно воскликнул Мурат. — Забыла мои слова? У нас не плачут. У нас только смеются.
То ли шум реки заглушал его слова, то ли он сказал их не очень громко, но Ксюша не отозвалась. Мурат отодвинул кружку, проворно подошел к девушке, осторожно обнял ее за плечи. Кажется, Ксюша всхлипывала и что-то рассказывала ему. Иногда она кивала головой, видимо соглашаясь с его доводами.
Смысл их разговора мне стал понятен лишь вечером, когда одним из первых вернулся с маршрута рабочий геологической партии, высоченный рыжий парень.
— Леонид, — подозвал его к себе Мурат.
Леонид стоял перед начальником партии с сияющим восторженным лицом, будто только что получил премию или услышал радостную весть. Из рукавов грязной брезентовой куртки, готовой вот-вот разползтись по швам (она была ему явно не по размеру), торчали крепкие задубелые руки, поросшие густыми ярко-рыжими волосами. Штанины походных брюк оголяли щиколотки. Разного цвета носки сползали на стоптанные ботинки.
— Когда ты перестанешь приставать к Ксюше? — строго спросил его Мурат.
Крупные обветренные губы Леонида расплылись в улыбке.
— И какое ты имеешь право угрожать ей? — добавил Мурат.
— «Что ты смотришь синими брызгами или в морду хошь?» — вдруг процитировал Леонид, придав словам торжественную интонацию. Голос у него был сиплый, но сильный.
— Ты что мне Есенина цитируешь? — разозлился Мурат.
— А я не вам, — медленно, будто каждое слово приходилось поднимать с земли, проговорил Леонид, — Это — ей.
— Ксюше? — хихикнул Борис.
— Ну да.
— Чего ради? — допытывался Мурат.
— Рассвет был, — все так же медленно, даже лениво ответил Леонид. — Небо — синее. И глазищи у нее — синие.
Оказывается, Ксюша приняла есенинскую строчку как угрозу в свой адрес.
— Вот что, — сказал Мурат, тщетно пытаясь сохранить серьезный вид. — Ступай к ней и объяснись.
Когда Леонид скрылся в кустарнике, Мурат от души рассмеялся.
— Все это было бы смешно, если не было бы грустно, — раздался вдруг веселый девичий голос.
Стоило мне обернуться, я тут же понял: это была Новелла. Именно, такой рисовал ее Грач. Трудно было поверить, что Новелла недавно вернулась с маршрута. Ее изящные куртка и брюки были вычищены, красиво, даже элегантно сидели на худенькой фигурке. Из-под фетровой, с козырьком, шляпы черным пламенем выбивались волосы. Длинные изогнутые ресницы пушистыми пчелками то садились на глаза, то взлетали с них. На груди, словно гранатовый сок, на солнце горели темно-красные крупные бусы.
— Опять критика? — буркнул Мурат.