Смеющийся волк
Шрифт:
Маугли, смутившись, отцепился от руки Акелы и отвернулся.
— Эх, совсем мышей не ловишь! — пробормотал Акела, расстёгивая пуговицы на ширинке, и пустил струю на рельсы.
На противоположной платформе он заметил плакат, на котором было написано «Никко». Цветная картинка на плакате изображала роскошный дворец в роще. Рядом на стенке вокзального зала был наклеен плакат со знаменитыми тремя обезьянками. Можно было прочитать и надписи: Национальный парк Никко, туристский объект международного значения; храм Тосёгу, озеро Тюдзэндзи…
— Хм, Никко? Надо поглядеть! Наверное, отсюда можно ехать на поезде прямо в Никко. И погода вроде хорошая. Давай, что ли, туда поедем. Никко — место вон какое известное. Видишь? Туристский объект международного значения.
— Ага! — радостно пискнул сзади Маугли.
1 августа 1946 г.
Девять десятых пассажиров признаны виновными в нарушениях — сердитый окрик из окна поезда на убогость нашей политики.
«Записки с “рисового поезда”».
Если задаться вопросом, что такое «чёртов поезд», то на ум сразу же придёт состав, в котором процветают воровство и прочие преступления, состав, направляющийся в Токио из рисовой житницы страны, из шести префектур северо-востока, то есть из района Тохоку, — поезд, до отказа набитый, как рисовый ларь — рисом и как свиная клеть для перевозки — людьми. По дороге этот поезд непременно где-нибудь останавливают, состав окружают полицейские в гетрах, вооружённые пистолетами, всем приказывают выметаться из вагонов, людей и вещи вытряхивают из вагонов. Затем в давке и суете, в обстановке смятения и неразберихи начинается конфискация сваленных кучами на платформе риса, пшеницы и картофеля. Говорят, дело иногда доходит и до револьверной пальбы. Однажды вечером, без восьми минут десять, поезд, направлявшийся из Акиты в Токио (конечный пункт — вокзал Уэно) подкатил к станции «Ямагата», где и стал объектом повышенного внимания полиции. Семьдесят три полицейских с пистолетами рьяно взялись за дело. Патрульные с нарукавными повязками продовольственного надзора вытащили огромные мешки и живо покидали в них буквально весь багаж, который везли с собой примерно две тысячи пассажиров поезда. В тот вечер безвозмездно конфискованных продуктов набралось четыреста шестьдесят восемь килограммов. После конфискации незаконно перевозимых продуктов заметно полегчавший поезд опоздал с отправкой минут на сорок. Когда поезд тронулся, из окон раздались проклятия, брань и возмущённые крики в адрес полицейских. Без лишних размышлений те же пострадавшие от этого бедствия (?) принялись на чём свет стоит честить правительство. В том же поезде ехал дежурный полицейский. Несмотря на это, в толчее и давке имело место семь случаев краж. У одной женщины украли два кулька риса весом в три с половиной кило, колобки на завтрак и детскую одежду.
Они поднялись по лестнице, прошли над путями по переходу и спустились на противоположной платформе, где вывеска указывала направление на Никко, а там первым делом посмотрели расписание. Первый поезд отправлялся в пять часов двадцать минут утра. Ждать было недолго — всего двадцать минут. На той платформе, с которой они только что ушли, пассажиры уже вернулись в вагоны и в ярком свете фонарей виднелись только полицейские. Конфискованные продукты остались лежать грудами перед каждым вагоном, словно туши мёртвых животных. Теперь ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы их окликнули и задержали. Они снова поднялись по лестнице и направились к турникетам на выходе. Акела пере компостировал билеты и взял два билета до Никко. Тем временем Маугли сходил в уборную и справил нужду. К счастью, понос как будто бы совсем прекратился. Они вышли наружу и осмотрелись, но было ещё темно, в небе брезжил лишь слабый отсвет зари. Все магазины были ещё закрыты. Всего два-три человека, собиравшиеся, как видно, сесть в тот же поезд, прошли через турникет. Затем на пустынной тёмной площади остановились два грузовика, прибывшие под охраной полиции — явно
В это время раздался гудок паровоза, и направлявшийся в Уэно поезд тронулся с места. Оглянувшись на платформу, они увидели, как полицейские идут через пути в их сторону. Они по очереди тащили огромные мешки с конфискованными товарами. Акела быстро схватил Маугли за руку и потащил в тень за кучу брёвен, сваленную у края площади.
Когда они спрятались за брёвнами, Маугли прошептал:
— Слушай, неужели в поезде так много ворюг?
— Да уж хватает! — тихонько ответил Акела.
— И что, теперь полицейские этот рис, который отняли, сами съедят, что ли? Так они сами и есть грабители!
— Да что с них возьмёшь?! Обезьяны — они и есть обезьяны! Эх, есть охота! Неплохо бы здесь где-нибудь бэнто прикупить.
— Температура у тебя упала? — вспомнил Маугли и посмотрел на Акелу повнимательней.
— Вроде бы. Есть охота — значит, иду на поправку.
— Вот и хорошо. Я тоже проголодался. И спать хочется. Это, кажется, станция «Уцуномия»? Вон как далеко отъехали от Ямагаты на юг, а всё равно холодно здесь. Может, когда солнышко выйдет, потеплее станет, а?
Акела молча кивнул, не отрывая глаз от полицейских вдали. Вся площадь была покрыта белыми цветами. Ему припомнилось, что называются эти цветы сушеницей. Если присмотреться хорошенько, можно было, кроме белых, различить ещё маленькие розовые цветочки, но какие именно, определить было трудно: то ли астрагал, то ли клевер. От кучи брёвен у них за спиной разносился вокруг запах свежих опилок, щекоча ноздри, так что хотелось чихнуть. Небо потихоньку светлело и наливалось синевой. Слышалось чириканье воробьёв, но где эти воробьи находятся, было не разобрать.
Акела молчал, и Маугли оставалось только зевать помаленьку, поглядывая то на небо, то на белые цветы. Хоть они и не доехали до дальних северных краёв, но вот, оказывается, и здесь полным-полно цветов. Хотя, конечно, цветы везде цветут. Об этом, кажется, Акела ещё говорил тогда, когда вёл разговор о райских джунглях, куда при жизни нипочём не попадёшь. В тех джунглях Акеле ещё бывать не приходилось.
Вообще-то превратиться после смерти в огромную ящерицу — хорошего мало. В крокодила тоже неприятно. Может быть, змеёй быть не так уж плохо? Маугли начал мысленно перебирать разные виды змей. Питон, кобра, гремучая змея, гадюка, уж, полоз…
Наконец Акела, до той поры пристально смотревший вдаль через площадь из своего укрытия, поднялся на ноги.
— Ну ладно, все полицейские-обезьяны наконец убрались. Надо побыстрее возвращаться на платформу. Поезд вот-вот подойдёт.
Они припустились бегом, проскочили через турникет, взлетели вверх по лестнице, потом понеслись вниз и успели как раз к прибытию поезда. Они с разбегу влетели в вагон, который оказался пуст, и плюхнулись на ближайшие места, переводя дыхание. Прозвенел звонок, за ним раздался короткий гудок паровоза.
— Эх, чёрт! Забыл купить бэнто, — с досадой проворчал себе под нос Акела.
— Ничего, я могу до Никко потерпеть, — равнодушно ответил Маугли, глядя в окно.
Небо уже стало совсем голубым.
— А ты, Маугли, раньше в Никко бывал? — тихо спросил Акела, покосившись на двух старушек, что сидели напротив.
— Нас туда ещё в младших классах возили на экскурсию. Но я уже мало что помню. В водопаде Кэгон воды было тогда мало. Я ещё подумала: неужели правда в такой можно броситься, если хочешь с жизнью покончить?..
Обе старушки напротив были одеты в похожие слегка поблёкшие кимоно. Они сидели, закрыв глаза, держа на коленях узлы с вещами. На туристов они были совсем не похожи. Да и большинство пассажиров, судя по всему, были местные. Тут, конечно, ехать было куда приятней, чем в битком набитом ночном поезде, но и сидеть в окружении такой деревенщины тоже радости было мало. Их токийский выговор должен был у всех вызывать любопытство. Правда, Никко от Токио не так уж далеко, так что, может быть, и токийскую речь местным приходится слышать нередко…