Смирнов. Русский террор
Шрифт:
Морозов же направился к своей мануфактуре. Ненашев доехал за ним до самых ворот, отметив, что кроме него самого за Морозовым не следила более ни одна душа.
Чернее тучи, Александр Васильевич приказал извозчику ехать в управление, приготовившись устроить там решительный и полный разнос всем, включая Антона Даниловича Рачковского.
VIII
Митино сердце билось так сильно, что шумело в ушах. На четвертый этаж грязного доходного дома, где обитала Аглая, он бежал так стремительно, что не заметил спускавшегося господина, и довольно сильно толкнул его плечом.
— Извините! — крикнул Истопчин, не оборачиваясь.
— Дмитрий?
Митя
— Позже, потом… Мне пора! Она дома? — и помчался дальше, не дожидаясь ответа.
— Стой! Куда ты, ненормальный?!
Антон неожиданно последовал за ним, догнал у самой двери и схватил за рукав.
— Туда нельзя!
Митя, уже занесший руку, чтобы постучать, на секунду удивленно замер с поднятой рукой.
— Иди сюда, сумасшедший! — зашипел Антон, хватая Митю под локоть.
— Но… — попытался возмутиться тот.
— Все, не игрушки более, — быстро шепотом заговорил Борисоглебский, — слишком далеко все эти разговоры зашли! Послушай меня, идем отсюда! Думаешь, я не понимаю, что ты из-за нее пришел? Забудь! Здесь все так переменилось. Идем…
— Пусти! Что с тобой?
Истопчин решительно выдернул руку; глаза Антона бегали из стороны в сторону.
Борисоглебский был словно одурманен. Под глазами темные круги, кожа бледная, с испариной. Митя знал его совсем не много. Только, то, что Антон из очень хорошей, но обнищавшей фамилии. Отец его был уличен в растрате и застрелился, а мать вышла замуж за купца, что держал угольные погреба. Такого бесчестья Антон ей не простил и с тех пор жил сам по себе, неизвестно на какие средства. Тонкое, изящное лицо, с темными, влажными глазами и красиво очерченным ртом, умение изысканно одеваться и аристократические манеры позволили Борисоглебскому бывать в свете и иметь множество знакомств. Поговаривали о его «дружбе» с великим князем, однако тихо, с сомнением, поскольку прямых доказательств не было. Однако саму вероятность этого допускали. Сергей Александрович Романов из своих склонностей тайны не делал, скорее даже наоборот, странно кичился ими, порой нарочно стараясь как можно сильнее досадить своей кроткой жене.
— Последний раз говорю, не ходи туда, — серьезно, почти с мольбой предупредил Истопчина Антон.
Однако Митя его не услышал. Ему надо было встретиться с Лизой. Он жаждал этой встречи, как замурованный — воздуха. Поэтому снова занес кулак и на сей раз громко постучал.
Антон сделал два шага назад, отступив в темноту, повернулся, а затем быстро, почти бегом бросился вниз, будто боялся того, кто откроет.
— Кто там? — раздался тихий, будто заспанный женский голос.
— Это Дмитрий Истопчин, мне надо срочно увидеться с мадмуазель Савельевой, — сказал Митя, нервно теребя пальцами поля своей шляпы.
Последовала некоторая пауза, после которой раздался грохот множества отпираемых замков. На пороге стояла хозяйка в стеганом халате поверх ночной рубашки. Лицо ее было почти так же бледно, как и у Антона, вокруг глаз те же самые черные круги.
— A-а… это ты, — сказала она без всякого удивления. В ее голосе слышалась смертельная усталость, будто она совсем не выспалась.
— Аглая, мне надо срочно увидеться с Лизой! — нетерпеливо заговорил Митя. — Ты не могла бы…
— Не сейчас, — так же вяло и сонно ответила хозяйка.
— Но мне очень нужно с ней увидеться! — почти закричал Митя, внезапно разозлившись на хозяйку.
Позади Аглаи послышался шорох платья.
— Кто там, Глаша?
— Лиза! Это я! — закричал Митя через
Через секунду Истопчина уже втянули внутрь, а Лиза держала его за руки, гладила его ладони и повторяла.
— Ты вернулся! Боже, как хорошо!
Она повела его внутрь. Митя послушно шел за ней, попутно отмечая, что квартира и в самом деле страшно изменилась. Для прохода была оставленная узкая тропинка. Вдоль стен одна рядом с другой стояли огромные оплетенные бутыли с мутной жидкостью. Гостиная, прежде служившая для жарких политических споров, превращена в химическую лабораторию. Пол, обитый войлоком, клеенчатый потолок. Три длинных стола, все в пятнах от кислоты. На них в беспорядке ступки, гуттаперчевые ареометры, химические стаканчики с остатками гремучего студня, обрезки рейсфедеров с пригнанными свинцовыми пробками. В одном углу свалены коробки из-под бертолетовой соли. В другом помятая корзина с машинкой для приготовления мороженого. У дальней стены батарея пустых бутылей из-под глицерина, дымящейся азотной и серной кислот, девяностоградусного спирта высшей очистки, с клеймом «Розен. Для товарищества П. А. Смирнова».
Митины ноги будто приросли к полу. Он в ужасе уставился на Лизу. Почему она здесь? Так рано?
— Я живу теперь у Аглаи, — сказала Стеклова в ответ на изумленный Митин взгляд.
Он хотел возразить — мол, как же это возможно, ведь всего неделю назад она писала ему в Петербург из родительского дома.
— Со вчерашнего дня, — добавила Лиза, словно угадав направление мыслей Истопчина.
Слишком много нахлынуло вопросов. Митя молчал, потому что не решался задать хоть один из них. Что произошло? Что родители? Зачем все это?
Дверь тяжело хлопнула. Вошел высокий, худой мужчина с длинными черными волосами, в серой шинели.
— Иван, познакомься… — бросилась к нему Лиза, но не успела ничего сказать.
— Я же запретил пускать сюда кого-либо, — сказал вошедший, сверля Истопчина глазами. Голос его был тихим, но от его звука кровь застывала в жилах.
— Я за него ручаюсь! — с отчаянием в голосе крикнула Лиза. — Это надежный человек! Он разделяет наши убеждения! Он может быть нам полезен!
Девушка обогнула высокого и взяла Митю за руку, взглянув ему в глаза.
— Ты ведь с нами?
Она поглядела на него так просто, тепло и ласково, как никогда раньше.
— У нас не хватает троих человек, — подала голос Аглая. — Гривенникова и тех, что с ним вчера арестовали.
Иван резко повернулся к ней. Лиза же, не отпуская Митиной руки, сделала шаг вперед, оказавшись близко-близко к нему.
— Я читала твои письма, я знаю, что ты с нами. Ты ведь с нами?
Она глядела на него, будто спрашивала «Ты со мной?» Митя поспешно кивнул, но думать мог только об одном. Как можно скорее, под любым предлогом увести отсюда Лизу, подальше от этих бутылей и металлических трубок, от едкого запаха бертолетовой соли, от этих странных, бледных, не то одурманенных, не то одержимых людей. Увести на свет, на воздух, на берег Москвы-реки, отговорить, разбудить поцелуем, словно спящую красавицу! Голова шла кругом.
— Ему можно доверять, — Лиза все так же, не отпуская Митиной руки, повернула его к Ивану и неожиданно добавила звонко: — Куда я пойду, туда и он!
Она глядела на черноволосого с вызовом, выступив чуть вперед и гордо задрав подбородок. На секунду в ее образе промелькнула та, хорошо знакомая Мите, Лиза Стеклова, что кружила головы всем юношам подряд тем счастливым летом на даче.
Иван склонил голову чуть набок, уголок его рта едва заметно дрогнул.
— Пусть так… Как, говоришь, его имя?