Смоленская Русь. Княжич 1
Шрифт:
Дело в том, что в ходе своих расспросов я установил, что именно с этого праздничного дня начинались традиционные вечерние девичьи посиделки. Причём их было два вида. На рабочих посиделках заготавливали продукты к зиме, шили, пряли, вязали. На посиделках с гулянием приглашались неженатые парни, и работы заканчивались угощением, пением песен, играми и танцами. С этого дня также брал старт осенний свадебный сезон. Боярские дочери, обычно собиравшиеся у вдовиц, устраивали аналогичные гулянья. Придётся как–то отмазываться от присутствия на подобных мероприятиях. Хоть какого–либо интереса принимать участие в этих подростковых сборищах у меня было аж ноль целых ноль десятых!
В тереме князя обнаружились три дворянина. С ними отправился назад в Ильинку.
На обратном пути миновать Торг просто так, без задержек, не получилось!
Владельцем этого платного конкурса (все желающие взобраться платили определённую таксу хозяину вкопанного бревна) был известный мне скоморох. Кроме того, саму идею этого довольно специфичного развлечения я сам ему пару недель назад подсказал, будучи в гостях у князя на очередной пирушки. Завидев меня, скоморох собрался было ко мне подойти, но я ему подал знак рукой оставаться на месте. Разговоры с ним разводить не было желания, просто хотелось постоять и посмеяться вместе со всеми зрителями.
Всё это время сбившиеся в отдельные группы молоденькие девицы наблюдали не столько за соревнующимися, сколько с интересом разглядывали нашу кавалькаду, строя глазки моим сопровождающим, да и мне, грешному. Дворяне, разгорячённые выпитым у князя, под их томными взглядами порывались принять участие в этом конкурсе, но я их быстро остудил, приказав всем ехать домой. Негоже моим дворянам становиться публичным посмешищем.
У Заднепровского терема, поджидая меня, отирались боярские отпрыски. С места в карьер, налетев словно вороны, они взялись меня агитировать, зазывая на вечерние гулянья–посиделки. Своих дворян, желающих принять участие в этих игрищах, я отпустил, но сам на увещевания и уговоры не поддавался, ссылаясь на занятость.
Зато, этим же вечером, моя аскетичная жизненная позиция нашла живой отклик у церковного клира. Церковь все эти языческие вертепы хоть официально и не запрещала, но уж точно не поддерживала и не одобряла. Поэтому, в то время как абсолютное большинство народа – «и стар и млад» угарно веселилась, я, без всякой лишней помпы, скромненько так, отметился присутствием на вечерней литургии в главном кафедральном храме города. Такой «самоотверженный» поступок заслужил безмолвное одобрение не только среди немногочисленной паствы молящихся, но, что не менее важно, моя персона враз набрала очков в глазах церковного клира во главе с епископом. К слову говоря, великий князь, на контрасте со мной, хорошенько проспавшись днём, весь остаток вечера и всю ночь напролёт шумно пировал в своём тереме вместе с дружиной, боярами и прочим, с точки зрения церкви, «нечестивым» людом, в лице скоморохов, гусляров и с другими такими же «безбожными язычниками».
В первых числах ноября берега Днепра уже покрылись ледяной коркой. Проходимой для лодей оставалась лишь относительно чистая стремнина. Ломая вёслами первый хрупкий лёд, мы спешили попасть из столицы княжества в Гнёздово.
Гнёздово встретило нас не прекращающейся ни на один день стройкой. Часть пополнения всё ещё ютилась в палатках и землянках. На всех просто не хватало выстроенных деревянных казарм–бараков. Совсем поникшие и промёрзшие от осеннего дождя призывники в срочном порядке возводили себе жильё – рубили и шкурили лес и под руководством опытных плотников сооружали длинные жилые клети казарм. Не просушенный лес, конечно, не самый лучший стройматериал, но продолжать жить в привычных им землянках была бы не самая удачная идея. Советской армией достоверно установлено, что сознание перестраивается на новый лад гораздо быстрее, когда бывшего крестьянина окружают совершенно непривычные и невиданные ранее бытовые условия. Скученные казармы для жителей весей состоящих из десятка домов–полуземлянок, это самый настоящий футур–шок! Поэтому я и стремился перед началом
Вместе со мной прибыла очередная группа рекрутов в количестве двух сотен человек. В срочно достраиваемых гнёздовских казармах, а также во временно реквизированных на нужды армии складских помещениях разместилось более двух с половиной тысяч новобранцев. Ещё пять сотен должны вскоре прибыть с верховий р. Сожь. В общей сложности, до начала ледостава их число должно быть доведено до трёх тысяч. И на этом, до осени следующего года, всякое новое рекрутированние будет приостановлено. Кроме того, по плану уже этой весной, существенная часть призывников будет списана вовсе или переведена в резерв – в так называемую "посошную рать". Согласно моим замыслам, одобренным Изяславом Мстиславичем, главное предназначение "посохи" – это временная мобилизация на случай всевозможных ЧП. В боях "посошная рать" будет применяться только в крайних случаях, она всё больше будет рассчитана для несения гарнизонной службы или для установления контроля на оккупированных территориях.
Ныне используемым для схожих целей городским полкам я ни на грамм не доверял. Они не только слишком преисполнены излишней демократичностью и самоуправством, переходящим в лихую вольницу. Но, что самое неприятное, городовые полки были подвержены гипертрофированному влиянию со стороны местного земского боярства, являясь явно или скрытно проводниками их интересов. А, как известно, интересы боярства и князя далеко не всегда и во всём совпадают, скорее наоборот, особенно в моём случае.
Сдав новобранцев с рук на руки, я поехал на своё подворье. В Гнёздово добыча глины в карьерах полностью прекратилась, частично остановились кирпичные производства. Но жизнь на этом не замерла, продолжая, по–прежнему, бить ключом. Всего за полгода гнёздовский посад очень сильно преобразился, его было попросту не узнать. Разросшись раза в два, он и сейчас продолжал отстраиваться и далее увеличиваться в размерах. И это, не считая моего подворья, производств и казарм! Вот и сейчас отовсюду слышался перестук топоров, на обочине были свалены ошкуренные брёвна, сновали туда–сюда плотники с лесорубами.
Пахло едким дымом кострищ. Повсюду, из–под навесов крыш покрытых дранкой и белёсым инеем, поднимались дымы очагов – хозяева протапливали свои жилища и готовили пищу. Как это часто бывает, сапожники были без сапог. Печи, местные жители, продолжали строить по старинке – из речной гальки с глиною, а трубы – из желобов брёвен. Но оно и не удивительно, весь производимый здесь кирпич уходил на мои многочисленные строительные проекты, совсем не поступая в свободную продажу.
Под ногами сновавшего повсюду народа, поскрипывал первый свежевыпавший снег. Кстати, насчёт ног, обуты люди были, по большей части, в лапти и тёплые холщевые портянки. Те, кто по–богаче гордо вышагивал в нечто похожим на кожаные онучи. Сапоги были привилегией аристократии. Что меня удивило – так это полное отсутствие валенок, странно, но факт! О такой дешёвой, удобной и практичной обуви здесь никто и слыхом не слыхивал. Потом, поднапряг память и выудил из её бездн информацию о том, что валенки на Русь как раз таки монголы завезли. Непорядок! Как производят войлок, я видел в одной телепередачи – ничего особо сверхсложного, если не прибегать к машинным технологиям выделки. В общих чертах техпроцесс под названием "валяние войлока" выглядит следующим образом. Шерсть обдают горячей водой и, прикрыв его холстом, мнут руками или навертывают на скалки и катают по полу, пока из него не образуется одна сплошная масса. Производятся эти манипуляции руками либо машинами. Вот беда! Хоть сейчас создавай рабочую группу для занятия этим не хитрым делом, а деньги, до последней копейки, уже давным-давно все распланированы. А войлок, особенно в условиях зимы, материал поистине стратегический! Это не только валенки для пехотинцев, но и тёплые войлочные палатки.
– Вертак! – окликнул я едущего по–соседству, правда, на треть лошадиного корпуса поодаль от меня, дворянина. – Как–то слышал я, что торговые люди боярина Бориса Меркурьевича недавно привезли ему целую лодью шерсти из Переславля–Южного.
– Верно, княжич! Он шерсть немчинам перепродаёт!
– Отплывай–ка ты в Смоленск, пока лёд не встал, да пригласи ко мне в гости этого боярина, если он ещё не успел шерсть продать!
– А если продал?
– Тогда найди и привези того, у кого шерсть есть!