Смоленский поход
Шрифт:
— Помню, там еще….
— Что замолчал, Настю вспомнил?
— Да, и Ксению…. А где она теперь?
— В монастыре, Миша.
— Отчего так?
— Не знаю, она сама так захотела, я ее не неволил.
— Грехи замаливает?
— Может и так. Все мы грешны, только одни знают это и каются, а другие нет.
— А какой грех? — осторожно спросил Романов.
— Не тот, что ты думаешь, Миша.
— Ничего я не думаю…
— Еще как думаешь! И на Косого ты от злости накинулся, потому что подумал, что он правду сказал, так ведь?
— Так. Он сказал… а потом… а кто она?
— Сирота, Миша. Родителей у нее
— Бедная…
— Уже — нет. Она теперь мне служит, а потому, кто ее обидел, тот со мной дело иметь будет. Косого я сам накажу, а ты впредь в драку не лезь попусту, понял ли?
— Понял.
— Ну, ступай.
Романов с готовностью встал, потом было развернулся, но так ничего и, не сказав, вышел вон. Глядя в спину нескладному парню, я пытался понять, кинется он матушке в ноги по приезду в Москву, прося разрешения жениться или нет.
— Вы позволите мне войти? — Прервала мои размышления Лизхен.
— Да, конечно, входи, девочка. Ты что-то хотела?
— Нет, я пришла узнать, не будет ли у вашего величества распоряжений.
— Пожалуй, будет одно, но не сейчас.
— А когда?
— Когда мы окажемся в каком-нибудь мало-мальски крупном городе.
— И что будет угодно вашему величеству?
— Мое величество повелит сшить тебе красивое платье. Ты ведь служишь у русского царя и Мекленбургского герцога, не так ли? Не годится тебе ходить замарашкой.
— О, вы так добры! Однако, если это вам угодно, то нет необходимости ждать так долго. Маркитантка Грета прекрасно шьет и стоит вам только приказать…. Вот только где взять ткани?
— Не волнуйся милая, мы что-нибудь придумаем. Скажи Грете, чтобы она подошла завтра.
— Как прикажете, ваше величество. А будет ли позволено мне спросить?
— Отчего — нет, спрашивай.
— О чем вы говорили с этим молодым дворянином, который заступился за меня?
— Я вижу, ты поняла, что случилось?
— Ну, я ведь не дура, ваше величество, пусть я не понимаю языка, догадаться совсем не трудно.
— Я поблагодарил его за службу, но сказал ему, что раз ты служишь мне, то я сам о тебе позабочусь. Все ступай.
Выйдя из шатра я снова наткнулся на своего постельничего, ожидающего моего выхода с самым преданным видом.
— Хорошо, что ты тут, Матвей…
— Иванов я сын, государь.
— Так вот, Матвей Иванович, вели Семку кликнуть.
Постельничий поклонился и тут же исполнил приказание. Когда слуга появился, я внимательно посмотрел на него и пришел к выводу что Косой это не фамилия. Один глаз его и впрямь косил, губу украшал кровоподтек, а лицо выражало полнейшее почтение.
— Какого ты рода, Сема?
— Так, дворцовые слуги мы, государь, и отец и дед мой исстари царям, да великим князьям служили.
— Эва как! Ну, что же, служишь ты исправно, думаю, надо тебя пожаловать. Чего ты тут объедки подбираешь? Пожалуй, я тебя в стрельцы произведу, да сразу в начальные люди. А ты сегодня же ночью их в бой поведешь, а то застоялись мы тут под Белой. Возьмешь крепость, и выше пожалую, а погибнешь с честью, так с честью и похороним!
Подбоченившийся при первых словах слуга, тут же сник и, кинувшись в ноги, заревел белугой:
— Не губи, государь! Мы завсегда верой и правдой во дворце служили…
— А если
— Прости, государь, бес попутал! Не говорил я ничего поносного про ту немку! Бес попутал!
Шемякин, с интересом слушавший нас, кажется, сообразил, в чем дело и неожиданно схватив кающегося слугу за шиворот, вынул засапожник и, глядя на меня, спросил:
— А может, ему язык укоротить?
— Сам смотри, — отозвался я, — ты постельничий. На тебе порядок, с тебя и спрос! Ладно, не казни пока, но при следующей вине, вспомни и об этой.
Заполненный нежданными хлопотами день подходил к концу. В быстро наступающих сумерках казаки Михальского готовились к ночному поиску. В помощь им были приданы пушки и две роты стрельцов. Полк Гротте я пока не трогал, все же они хоть и мои люди, а жалования пока не видали. Не стоит давать наемникам повод для беспокойства.
— Надеюсь, вы не собираетесь идти в первых рядах, мой кайзер? — Спросил фон Гершов, подозрительно глядя на то, как я снаряжался к бою.
— Нет, дружище, но я не люблю сюрпризов, а потому хочу быть к ним готовым, — отвечал я, надевая шлем.
Трехчетвертной вороненый доспех, кавалерийская шпага на поясе. Верные допельфастеры в ольстрах, и пара одноствольных пистолетов поменьше за поясом. С таким арсеналом я не боялся встретиться лицом к лицу с полудюжиной противников. Ну, а что? Стволов-то, как раз шесть! Кароль и Никита снаряжены примерно так же, разве что пистолетов поменьше. Михальский уже ускакал со своими башибузуками вперед, оставив со мною Панина. Миша тоже крутится где-то неподалеку в богатом панцире и украшенной чеканкой иерихонке. Зная о его «ловкости», я велел ему держаться сзади, дабы ничего не испортить.
Передовые наши отряды уже под стенами и осаждающие не могут их не видеть, но огня по ним никто не открывает. Терпение — одна из главных добродетелей солдата, и я терпеливо жду известий от своих людей. Наконец прибегает нарочный от Корнилия с известием, что наши люди уже внутри. Как оказалось, поврежденные ворота были завалены всяким хламом и солдаты Дугласа пустили казаков в ту же калитку, в которую ходили на вылазку. Вторые ворота, охраняют сами поляки, так что там пока не пройти. Когда наконец казаков становится достаточно много внутри крепости, они внезапно атакуют жолнежей у вторых ворот. Те не ожидают нападения изнутри и вскоре ворота широко распахиваются, пропуская внутрь осаждавших. В крепости поднимается шум, но вскоре все кончено. Убедившись, что сопротивление бесполезно, поляки и литвины бросают оружие. К тому же, как оказалось, многие из них были пьяны и проснулись уже пленными. Уже светало, когда их, связанных и безоружных, стали выводить под конвоем шотландцев и казаков и передавать стрельцам. Следом из крепости вышли и тут же построились для присяги наемники. Вышедший к ним Барни Дуглас развернул контракт и стал громко зачитывать его своим людям, ловящим каждое его слово. Все приняты на русскую службу прежними чинами с сохранением жалования. Отдельно оговорено, что расчет будет произведен сразу же по прибытию в Смоленск. Наемники дружно кивают и под пение капеллана присягают новому работодателю. Почти все, переходят на другую сторону не в первый раз, так что процедура знакомая и, даже, рутинная.