Смоленское направление. Кн. 3
Шрифт:
(Широкая, перекрещенная на груди лента, была заимствована от византийского императорского облачения, являлась исключительной принадлежностью императорского одеяния).*
Видимо, посланник был готов к такому ответу. Расправив плечи и подняв подбородок, он подошёл к Гюнтеру, протянул грамоту скреплённую печатью и молвил:
— После того, как христианское войско разобьёт Новгородского короля, все отказавшиеся присоединиться к походу и не внесшие лепту в пятьсот марок, будут отлучены от церкви.
Гюнтер мысленно усмехнулся. Католиков
— И какой вид интердикта собирается применить Герман? Личный, местный или смешанный?
— Мixtus,*- не задумываясь ответил гонец, и снова перешёл на немецкий. — Так что мне передать преосвященному епископу?
(Смешанный интердикт (interdictum mixtus), налагается не только на местность, но и на её обитателей).*
— Я напишу ответ. Тебя проводят на кухню и накормят. Ступай.
Едва дверь за посланником епископа захлопнулась, как Нюра спросила у Гюнтера:
— Где ты так врать научился? Сто оруженосцев, землю купил. Ну, ты и лис. Гюнтик, не находишь, слишком уж он образован для гонца, — Пахомовна указала пальцем на дверь, за которой скрылся посланник, — да и первоначальный страх чересчур наигранный.
— А он вовсе и не гонец. Это шпион епископа и далеко не лучший. Судя по его уверенной речи, Герман уже имеет серьёзную силу, а вот для чего ему нужны мы? Давай прочитаем послание.
Суть письма была в принципе передана на словах. Ничего нового, кроме слов заискивания в начале и предостережения в конце — супруги не узнали. Свернув в трубочку, размером с тетрадный лист пергамент, Гюнтер с Нюрой отправились в кабинет, посовещаться со мной.
— Вы ему нужны, чтобы отрезать путь к отступлению Ярославовичей. — Ответил я на вопрос Штауфена, склонившись над картой. — Но сам епископ до этого не додумался бы. Кто-то, имеющий представление о стратегии, подсказал ему. Вот ты, Гюнтер, как бы повёл себя на месте полководца?
— В идеале, необходимо нанести поражение армии противника в генеральном сражении.
— Правильно. Но заметь, этот кто-то, перед сражением старается измотать противника манёврами и заставить двигаться Ярославовичей в сторону Пскова по тому самому маршруту, по которому наступала русская рать. То есть, по разорённым областям.
— Я тут вот что подумала, — Нюра подошла к карте, — Нам вдруг сообщают точную дату выступления, зная наше отношение к Дерпту. Это с чего такая щедрость?
— Вот тут Нюра правильно подметила. Скорее всего, это расчёт на то, что мы известим Ярославовичей. — Ответил я.
— А вот этого мы как раз делать и не будем. Я напишу Герману, что войска готовы выступить, но для этого требуется обеспечение продовольствием и денежное вознаграждение. Пока будет вестись переписка, выйдут все намеченные сроки.
— Три десятка, да ещё два, что у Трюггви разместились.
Я не стал говорить Штауфену, что война всё равно придёт на эти земли. А вдруг Ярославовичи всё же займут Дерпт и история пойдёт немного другим путём?
На следующий день посланнику епископа вручили письмо, дали мешок с провизией на дорогу, и когда он садился в седло, то заметил, что оруженосец, сопровождавший его на аудиенцию к князю, о чём-то беседует с важным господином. Незнакомец, в дорогом, открытом на правом боку с парчовыми вставками меховом плаще, с горностаевым воротником*, идущим от шеи и до груди, застёгнутом фибулой с самоцветом, и шапке, отороченной соболем, стоял, уперев руки в бока. На его груди, висящая на массивной цепи, сверкала золотом внушительного размера медаль, а на поясе, помимо ножа, была прицеплена связка ключей к разнообразным замкам. Проезжая мимо, посланник придержал лошадку и стал прислушиваться к разговору.
(Такой воротник, известный уже в начале XIII в. как знак отличия самых высокопоставленных сановников, стал впоследствии неизменной принадлежностью королевского орната).
— Князь распорядился созывать ополчение, — рассказывал оруженосец, — скоро прибудут рыцари.
— Ах! Зачем ему ополчение? Ему своих, что ли мало? Ну, теперь хоть понятно, зачем вызывает.
— Захар Захарыч, так вы бургомистр. Кому ж, как не вам, первым новость узнавать?
— А кого воевать собрались?
— То не ведаю. Знаю только, что помощи у князя запросили.
Лошадь посланника уже выехала за ворота замка, как в подтверждение услышанного разговора на окраине Самолвы раздался рёв рога. К площади, на которой уже стал собираться народ, приближался отряд всадников с обозом, растянувшийся на две сотни шагов. Впереди ехал Трюггви, показывая рукой в разные стороны, что-то громко объясняя двум собеседникам на огромных лошадях, укрытых белыми попонами. За ними следовали знаменосцы, крепко сжимающие древки с разноцветными вымпелами, а за ними колонна 'тевтонских' рыцарей. На треугольных щитах, притороченных к бокам лошадей, на плащах всадников и на выглядывающих из-под них сюрко были нарисованы кресты.
— Десять рыцарей? Как же, да тут с полсотни будет. — Сказал про себя шпион, пришпоривая лошадь, как вдруг обратил внимание на странные сани с полотняной крышей и намалёванным на них красным крестом. — Понятно, почему Штауфен плюёт на слова епископа, он и с тамплиерами снюхался. Ну, ничего, господь поможет отделить зёрна от плевел.
Савелий и Свиртил уже во дворе замка слезли с лошадей, испили с дороги подогретого вина и принялись обниматься со мной, сетуя на вынужденный маскарад с переодеванием.