Смотри, но не трогай

Никандрова Татьяна Юрьевна

Стараясь завоевать расположение Алаева младшего, она кружит над ним, будто курица-наседка. Не жарко ли ему? Не холодно? Суп не горячий? А, может, соли маловато? А перца точно достаточно?

— Лиз, все нормально, — пытается угомонить ее Анвар Эльдарович. — Садись уже.

Мамин новый муж — хороший мужчина. И отношения у них с родительницей замечательные. Поэтому я искренне поддерживаю их союз.

Однако раньше, еще до личного знакомства, я относилась к Анвару Эльдаровичу с легкой настороженностью. Почему-то казалось,

что большие деньги портят людей. Он представлялся мне взбалмошным олигархом из числа тех, у кого пальцы вечно веером. Но на деле Алаев оказался вполне приятным в общении человеком. Сдержанным, адекватным, в меру строгим. И что самое главное — по-настоящему влюбленным в мою маму. Разве о большем можно мечтать?

Ставлю на стол хлебную корзинку и занимаю свой стул. До прихода Тимура я умирала от голода, а сейчас есть как-то резко расхотелось. Этот самовлюбленный павлин спугнул мой аппетит. И наградил волнением, от которого, если честно, слегка мутит.

А поесть бы надо. Ведь минут пять назад я вколола инсулин.

— Что такое? Невкусно? — переживает мама, видя, как Алаев младший лениво ковыряется в тарелке.

— Нормально, — равнодушно пожимает плечами. — Я просто в принципе не люблю борщ.

— Ох, как же так, — сокрушается родительница, а затем переводит беспомощный взгляд на мужа. — Анвар, что же ты не сказал?

— Помнится, раньше ты с удовольствием поедал борщи, — сухо подмечает мужчина, глядя на сына.

— Ну, годы идут, люди меняются. Тебе ли не знать, отец, — тон Тимура нарочито весел. — Раньше ты клялся матери в вечной любви, а потом она заболела, и все изменилось. Как говорят французы, се ля ви.

За столом повисает пауза. Некомфортная, звенящая, давящая.

Мама затравленно гипнотизирует скрученную в руках салфетку, а Анвар Эльдарович бледнеет до состояния туалетной бумаги.

Теперь мне становится ясно, почему сводный проигнорировал свадьбу наших родителей, а потом несколько дней не выходил на связь. Он ненавидит нас. Маму и меня. Мы для него, как красная тряпка для быка — того и гляди набросится и растерзает.

Бедная мамочка. Зря она пыталась понравиться этому высокомерному снобу. Ее затея с самого начала была обречена на провал. Люди, чей взор замутнен пеленой предубеждений, редко прозревают.

— Ой, чуть не забыла, — беру на себя роль спасателя ситуации, — мне сегодня утром прислали номер группы, в которой я буду учиться. Двести двадцать первая.

— Как здорово, доченька, — оживляется мама. — Даже не верится, что ты без пяти минут студентка.

— Кстати, Лера будет учиться в том же ВУЗе, что и ты, — вставляет Анвар Эльдарович, обращаясь к сыну.

— Правда? — в голосе парня нет ни грамма интереса. — Как хорошо, что на платное берут всех подряд.

Это его пренебрежительное «всех подряд» режет по самолюбию хлеще катаны, моментально выводя из себя.

— Вообще-то я поступила на бюджет! — вспыхиваю.

— И

куда же? — выдает с насмешкой. — Журналистика? Филология? Или где там еще не нужно думать?

— Тимур! — гаркает Анвар Эльдарович, грозно зыркнув на отпрыска.

Хам-ло. Какой же этот Алаев все-таки хамло.

— Мехмат, — чеканю я, с мрачным триумфом наблюдая за реакцией сводного. — Фундаментальная математика и математическая физика.

Ну что? Выкусил, гад?!

Тимур, если и удивлен, то хорошо контролирует чувства. На лице ни тени эмоции, зато в глазах… Превосходство, опасность и неприязнь. Его присутствие парализует, словно медленный яд.

Неуютно. Неприятно. Нехорошо.

— Что ж, в таком случае, мы, видимо, будем сокурсниками, — заявляет парень, отодвигая от себя едва тронутый борщ.

— ЧТО?! — услышанное так сильно меня потрясает, что я теряю всяческий контроль над мимикой. Выпучиваю глаза и роняю челюсть.

— Тимур тоже поступил на мехмат, — поясняет Анвар Эльдарович. — С детства тяготеет к точным наукам.

— Это же чудесно! — мама, кажется, единственная, кто не замечает драмы, которая разворачивается прямо здесь и сейчас. — Видите, у вас уже есть кое-что общее.

Ну уж нет! Я отказываюсь, слышите? Отказываюсь иметь с этим чванливым индюком хоть что-то общее! Он наглый, борзый, самодовольный сноб, который терпеть меня не может! Да таких сокурсников врагу не пожелаешь!

— Это твоих рук дело? — Алаев переводит мрачный взгляд на отца.

Очевидно, он не меньше меня раздосадован новостями.

— О чем ты? — Анвар Эльдарович по обыкновению спокоен.

— Об этой, — делает пренебрежительной кивок в мою сторону, — и ее чудесном поступлении на мою специальность.

— Ты же слышал, Лера поступила на бюджет.

— Ой, можно подумать бюджетные места не покупаются!

Тимур говорит обо мне, будто я умственно отсталая. Будь на его месте кто-нибудь другой, это могло бы быть обидно. Но сейчас я чувствую лишь злость. Едкую, испепеляющую нутро злость. Не для того я одиннадцать школьных лет пахала как проклятая, чтобы какие-то обуревшие мажоры вешали на меня оскорбительные ярлыки!

— С чего ты взял, что мое место куплено?! — меня аж потряхивает от негодования. — Ты вообще меня не знаешь!

— Мне достаточно одного взгляда на тебя, чтобы это понять, — рубит с неприкрытым презрением.

Я почти физически ощущаю, как иглы его ненависти вонзаются в кожу. Что он хочет этим сказать? Что я ущербная? Глупая? Недостаточно образованная?

— Так, хватит! — Анвар Эльдарович спешно промокает губы салфеткой и гневно откидывает ее с сторону. — Тимур, в мой кабинет. Живо!

Он шумно отодвигает стул позади себя и торопливо устремляется на второй этаж. Мысленно придушив меня всеми подручными средствами, его неприятный отпрыск направляется следом.