Смотрящие в бездну
Шрифт:
От влажности волосы Элари завивались в небольшие колечки, которые сейчас липли к ее обнаженным, хрупким плечам. Напор воды колотил по ее небольшой груди, плоскому животу и округлым бедрам, стекал по ногам, уже начавшим гудеть из-за затянувшейся вечеринки. Элари закрыла руками лицо, а потом оперлась спиной на стенку душевой кабины и медленно сползла по ней вниз.
Если бы сейчас к ней в гости вдруг решил наведаться Эдвард Кристофер Беккер, наконец набравшийся решимости сказать и сделать хоть что-то, Элари, наверное, рассказала бы ему все. Рассказала бы о том, как сильно она устала. Устала, устала, чертовски устала видеть это все, видеть образы, видения,
Элари родилась такой.
И иногда она спрашивала кого-то незримого, а может небеса, ад или саму вселенную, почему именно она такой родилась, почему она родилась чертовым ненормальным поехавшим уродом, и как это прекратить
как прекратить это
пожалуйста кто-нибудь
пожалуйста
пожалуйста
Она сидела в душевой, такая маленькая в этой пустой квартире, сидела, обхватив колени руками, подрагивая и сжавшись, и по ее щекам лились соленые, горькие слезы, так долго ждавшие неминуемого и столь необходимого высвобождения.
15
Лизи запустила свои руки к нему под футболку и впилась ногтями в кожу, пока они поднимались по лестнице, жадно целуясь и изучая каждый уголок губ. Двадцать один и девятнадцать лет. Уже взрослые, но все еще дети. Они совершенно недалеко ушли от подростков, которые только начали познавать просторы интимных связей: все так же вожделенно, все так же бесшабашно, с полной отдачей и даже сверх того. Так же недалеко от этого стоят продавцы любви, с одним лишь условием – в их движениях нет души, лишь сухой и отработанный годами опыт причинения удовольствия.
Дверь в комнату девушки с грохотом распахнулась и они, чуть не упав из-за спущенных и спутавшихся меж ногами джинсов, Levi’s и Gucci, беспорядочно водя руками и обнимаясь, медленно приближались к широкой кровати Лизи.
– Грим, – сказал Бен, когда возникла секундная возможность вдохнуть воздуха. – Я…
– Потом, – ответила она, затыкая его рот своим языком, – Мне так больше нравится.
Лизи прикусила нижнюю губу Бена, продолжая царапать его спину. Бен высвободился и принялся покрывать каждый миллиметр ее шеи поцелуями, она податливо прогнулась в спине под его руками и издала легкий стон.
Вспышка молнии.
Эл Джи перехватывает инициативу и толкает его на кровать, а сама стягивает с себя футболку и ложится на него сверху. Все мужчины сдержанно молчат; Бену тяжело дышать, но он тоже молчит. Девушка весит немного, но этого достаточно, чтобы парень вспомнил чувство, которое возникло сегодня в баре, когда они только познакомились и вышли на улицу в разгаре ссоры. Бен отгоняет эту мысль прочь.
Вспышка.
Это гром-птица махнула крылом, выпуская новый разряд, и все предметы в комнате отбрасывают тени в сторону возящейся с одеждой пары. И тени эти похожи на руки.
Лизи задирает футболку солиста, оголяя торс, сползает ниже и проводит языком по его животу. По телу Бена пробегают мурашки, он выгибается и подтягивает девушку обратно. Она сопротивляется, ведь Элизабет Голд любит командовать. И в этом танце ведет она.
Вспышка.
Тени все ближе, но никто этого не замечает в пылу возникшей страсти. Эл Джи стягивает Бенедикта нижнее белье и становится наездницей. Их накрывает с головой волна возникшего наслаждения, а дождь шумит за окном с такой силой, что не слышно даже громкого дыхания и вырывающихся редких стонов.
Вспышка.
И вода бежит по улицам, неся за собой куски черепицы, ведра, мелких животных, не нашедших себе укрытия в столь зловещий час, обломки кустарников. На центральной улице города вода со всех рукавов-улочек собирается в единое русло и умудряется сдвигать легковесные машины с их привычных мест, заставляя их коснуться бамперами, словно в поцелуе, напоминая эту молодую парочку, которая сидит на кровати, обняв друг друга. Она все так же верхом на нем, диктует свои правила этой игры с наслаждением. Света в комнате все меньше.
Вспышка.
Все это напоминает съемку фильма на киноленту, которую нужно крутить с определенной скоростью, чтобы видеть плавность.
Вспышка.
Тени дотянулись до пары, окутав собой, словно черной шелковой тканью, и ни один фотон света во время последующих разрядов не проник в эту комнату.
Бенедикт уперся своим лбом в лоб девушки. Они часто дышат, и Лизи чувствует, как он нежно, но уверенно проводит своими ладонями по изгибам ее спины.
Он откидывается на спину, бросая все попытки перехватить контроль, снимается с якоря и пускает себя по волнам наслаждения, пик и частоту которых задает Лизи Голд. Бен видит: его руки ласкают бедра девушки, плавно поднимаясь вверх, проходя по талии еще выше, к груди. Она так прекрасна в ночной тьме; фантазия дорисовывает те элементы, которых парню могло не хватать или которые не слишком нравились при свете.
Лизи жестко опускает руки солиста ниже, расчерчивая границу своего удовольствия. Бен опять не возражает. Он закрывает глаза, закинув голову назад, но руки оставляет на месте. Его ладони чувствуют ее тепло, играющие движением мышцы и что-то склизкое между их телами.
Вспышка.
Комната на мгновение освещается – это срабатывает местный запасной генератор, выждавший отведенное время и пытающийся запустить сеть без основной линии – и Бен, открыв глаза, видит, что это не пот так странно скользил под его ладонями. Под его руками миллионами снуют белые личинки опарышей, пронизывающие бледное, сине-зеленого цвета тело Элизабет Голд, продолжающее ритмично двигаться и стонущее с каждой секундой все громче.
Бенедикт видел все в замедленной съемке. Он дернулся в попытке освободиться, но труп Элизабет уверенно, с невероятной силой уложил руки ему на грудь, тем самым пригвоздив к кровати. Много позже Бенедикт будет думать, что сила девушки лишь показалась ему чудовищной, но он никогда не забудет этот сладковатый запах разложения, который витал повсюду и бил его, как профессиональный боец, метко в нос, затрудняя дыхание. Он не забудет этой картины никогда, ведь не каждый день здравомыслящий человек занимается сексом с трупом.