Смотрящие в бездну
Шрифт:
– Ладно, – сказал Бенедикт, вытянув одну руку перед собой, а второй проведя по лицу. – Ладно! Извини, окей? Виноват.
Больше не было выхода, кроме как согласиться со сложившейся ситуацией, однако парень еще раз пробежался глазами по асфальту вокруг себя. Ничего не нашел. У девушки тоже. Вокалист сложил ладошки лодочкой и приложил к лицу, после чего опять шумно выдохнул, опуская руки вниз.
Эл Джи видела, как он шарит взглядом по полу и по ней. Обычно девушке нравилось, как ее раздевают глазами, но этот взгляд снимал с нее не одежду.
Девушка сдула локон, упавший на лицо, после чего подобрала выброшенную пачку сигарет, достала одну вместе с зажигалкой, спрятанной внутри, и закурила.
– Проехали, – сказала она, выдыхая клубы дыма.
Бенедикт все еще не мог прийти в себя и всячески открещивался от мысли, что ему показалось. Ничего не блестит так, как блестит сталь. Он заметил на руке девушки часы.
«Стекло? Нет, вряд ли. Но тогда что?»
Так или иначе, думал он, она тебя обвела вокруг пальца, Бен. Либо же ты просто конченый идиот, перепутавший блеск стекла с блеском железа.
– Блядь, – сказал парень на выдохе.
– Сам блядь. Я оказалась под тобой не по своей воле и, поверь мне, совсем без желания.
Он улыбнулся. Она улыбнулась в ответ. Ураган мыслей вокруг ножа медленно стихал, и буря, возникшая в стакане, сходила на нет.
– Давай я куплю тебе коктейль? В качестве извинений, конечно же.
Эл Джи оттолкнулась спиной от стены, затушив сигарету о красный кирпич, и кинула его в урну.
– Я тебе не дам, не надейся.
Он пожал плечами и промолчал. И этот жест… Эта чопорность показалась ей знакомой, она где-то ее видела, точно видела. Лизи была в этом уверена, но не могла вспомнить, где именно.
Бен открыл для нее двери, пропуская внутрь, и зашел следом. Как вошли – так и вышли, подумал он. Хорошая примета.
Когда они вернулись в бар, Бен поднял руки, скрестив их и давая понять, что он – все. Потом постучал по запястью, мол, время. Дин, сидящий за ударными, помотал головой и жестом подозвал его. Бен подошел.
– Ты че, охренел, у нас еще полчаса игры минимум!
– Тогда только полчаса, – Бен покрутил правую руку, которая начинала болеть. – Больше не вытяну.
– А больше и не надо. Давай.
– Я сейчас, – сказал юноша и пошел к бару.
Он заказал девушке «пина коладу», не спрашивая. Для начала пойдет, подумал он.
– Мне еще полчаса нужно играть, не могу друзей бросить.
– Ты так говоришь, словно мы с тобой собрались куда-то потом идти, – сказала Лизи, вскинув левую бровь. Бен улыбнулся.
– Ну, я виноват. И я хочу загладить свою вину. Подождешь?
Она дернула своими плечиками.
– Найдешь меня после концерта тут, если все еще будешь чувствовать себя виноватым, – с этими словами Эл Джи натянула маску на лицо.
Бен развернулся и быстро вернулся на сцену.
– Вы готовы продолжать?! – закричал Дин в микрофон. Зал ответил положительно, и в следующее мгновение раздались ритмичные удары палочек друг о друга, прожекторы начали менять цвет излучаемого света от темно-синего до кислотно-зеленого. Парни ударили по струнам и начали играть «Sanctified With Dynamite». Зал взорвался после затянувшегося перерыва с новыми силами. Многие подошли к танцполу, уже хорошо догнавшиеся коктейлями и находящиеся в нужной кондиции.
12
Satani
Satani
in amus dignita
Услышав начальные строки своей самой любимой у «вульфов» песни, Элари допила коктейль и отодвинула пустой бокал в центр стола. Сквозь демоническую маску она окинула взглядом зал и толпу, которая подходила все ближе к сцене и с каждым аккордом лишь росла, росла, росла, росла и шевелилась, как муравейник, где каждый занят своим делом, но все равно остается частью огромного, единого, подвижного организма.
Элари решила, что пора и ей поучаствовать во всеобщем драйве, обещанном афишей.
Любимая песня. Зеленые ультрафиолетовые волны прожекторов, выделяющие и подсвечивающие ее окрашенные пряди и принт на футболке. Рогатая маска, скрывающая истинное, вовсе неидеальное лицо, которое сейчас – и наконец-то – не имело никакого значения в ее жизни. Все, что здесь и сейчас, в «DEEP FLOYD», имело значение – это смешивающийся с ее кровью алкоголь, который она не любила, но по особым случаям все равно пила; это изгибы ее тела и ноги, ведущие прямиком к сцене, туда, в центр скрытых под масками характеров, душ, судьб; и буря, кипящая в ее вечно находящимся под контролем сердце. Буря, которая сейчас рвалась наружу под изумительный вокал, бешеные рифы и ударные, отдающиеся мурашками по разгоряченной коже.
Satani
Satani
e vade retro sagitta
Элари встала и проследовала к музыкантам, обходя множество столиков и сидящих за ними незнакомцев. Где-то на середине пути ее левая подошва опустилась на какой-то твердый предмет, скорее всего, оброненную кем-то зажигалку, и боль молниеносной вспышкой разлилась по всей ноге. Девушка оперлась на спинку ближайшего стула, чтобы не упасть, и зажмурилась, переваривая тошноту, подкатившую от боли к самому горлу.
– Жива? – спросил парень в маске белого японского лиса, сидящий за столиком. В шуме звучащего трека не было слышно обычной громкости голоса и, как на всех рок-концертах, ему приходилось кричать, чтобы быть услышанным.
В горле пересохло
we came to fight in the army of Christ
и Элари просто кивнула в ответ, жалея, что не заказала напоследок еще парочку коктейлей. К счастью, ранее выпитые шоты все равно смягчили боль, и раненая нога перестала ныть достаточно быстро, хотя девушка почувствовала, что повязка начала пропитываться кровью.