Смотрящий по неволе
Шрифт:
— Это что, у вас на меня нет ничего более серьезного? — с третьей же «стороны» гость реально прав: Шрам был уркой, уркой и оставался. Не верил — в газ, азеров и даже наполовину в ГРУ. Не боялся — реально ничего не боялся, даже сулящую расстрельную статью понаехавшую комиссию. Не просил — не он явился в гости к этим невнятным, но грозным людям, а они к нему. А уж он придумает, зачем они ему пригодятся.
— А больше ничего ты всерьез не боишься. Отвязанный ты человек, Шрам. У нас на тебя в тотализатор даже ставки делают: отцепишь ты комбинат, или нет?
— А ты по какую сторону ставишь?
— На «нет». Себе ты комбинат не откусишь, слабоват еще, но кровушки
— Ладно, — покумекав согласился Сергей Шрамов, — Отдам я вам копию. Через три дня, — он ждал. Если другую сторону такое предложение устроит, значит реально от него хотят только копию. Если не устроит, кто-то на Серегу катит бочку неизвестного тротилового эквивалента.
— Быть по сему, — неожиданно устроило предложение ту сторону, — Кстати, насчет Эрмитажных списков. Лучше тебе про них вообще забыть.
— Ну если устраивает подождать три дня, то я выбираю понедельник, вторник и среду на следующей неделе.
— Ты мне брось эти чисто уркаганские прихваты!..
«… По оперативным данным до последнего времени в вверенном регионе действовало четыре преступных группировки. Однако это число резко самопроизвольно сократилось, и в настоящее время слабую жизненную активность проявляет только группировка под руководством некоего Сергея Храмова. Кличка — Храм. Ориентировочный возраст — 35 лет. Ликвидация преступной группировки — вопрос ближайших двух недель.
Двенадцать членов этой ОПГ, задержанных в первый же день работы комиссии по зарегистрированным еще покойным И. И. Удовиченко заявлениям, пришлось отпустить в виду истечения тридцати часов содержания. Возбужденные дела тают и рассыпаются, как грязный снег в апреле. Пострадавшие один за другим в официальном порядке отзывают ранее поданные заявления, свидетели хором отказываются от показаний. И даже домкратный нажим на свидетелей и пострадавших со стороны оперсостава не приводит к желаемым результатам.
Кроме того число реальных правонарушений действительно сдулось до смехотворных показателей. Если смотреть непредвзято, то Вирши — не криминальный вертеп, а райский уголок…»
Мог косноязычно написать в докладной записке на имя начальника Управления внутренних дел Ленинградской области начальник специальной комиссии подполковник Среда.
Но не написал. Разве он — дебил? Ясен пень, после такой докладной в управе решат, что Среда облажался по полной, и сошлют Среду на пенсию.
Не поверил стопроцентно Виталий Ефремович, что особоуполномоченная, чешущая Вирши вкривь и вкось комиссия и все брошенные на утлые Вирши ментовские бригады способны заломать оуки одинокому уголовнику Храму. И подстраховался — пригласил из Питера киллера Молчуна, а в поводыри приставил Пырея, как сочувствующего задаче. Еле Пырей нашел свободных от столь приятных трудов пару часиков, чтоб отлучиться по личному вопросу.
К сожалению далеко не всегда находил Пырей время, чтобы проверить, как там идут дела с постройкой его дворца. Это в натуре должен был получиться дворец — двухэтажный, с реальным камином, а не электрической подставой. С гаражом на две машины. Ну там еще обязательно банька, полы с подогревом и прочие жлобские навороты, чтоб все, как у порядочных людей.
Пырей размечтался и не заметил, как оказался на месте. Действительность была значительно хуже. Неосторожно подрядившийся на такую несладкую
Озлобленный заказчик неловким жирафом выбрался из машины и по вытоптанной траве подлетел к сидящим кружком у щуплого костерка шабашникам.
— Я вас заставлю кирпичи грызть! Вонг, собака вьетнамская, почему простой? — он глянул на «доставшиеся в наследство» часы, — Десять утра, а вы сидите!
— Все сделана, хозяин, — поднялся с корточек и закивал болванчиком бригадир вьетнамцев. От того, что он выпрямился, Вонг намного выше не стал. Его желтое щуплое обезьянье личико утопало в воротнике на пять размеров большей фуфайки. И никак было за этим бруствером не выцепить прячущихся глаз.
— Где ж в порядке?! Где ж в порядке?! — Пырей чуть не саданул саботажника в зубы, да только загодя знал — толку от этого не прибавится. Вьетнамцы были равнодушны к боли и живучи, как кошки.
— Все сделана, хозяин, — будто заведенный продолжал повторять желтопузый. Зачем-то достал из кармана мятую бумажку. Наверное, на ней фиксировал, сколько Пырей задолжал.
— А-ну, веди, показывай! — решил желтой мордой потыкать в несделанное вьетнамца Пырей и поддал под вислый зад в тайной надежде, что бригадир выронит бумажку. Только зря надеялся, эти желторожие обладали цепкостью белок.
Бумажка вернулась в карман фуфайки, висящей на плечиках, будто соболья шуба. Озорной такой клифт, в другой раз Пырей даже посмеялся бы. А остальным работничкам хоть бы хны. Сидят на корточках, вонючую похлебку из селедки в котелке ложкой помешивают. Глазки-щелочки заказчика не провожают, далеко мыслями вьетнамцы. В родном краю, где рисовые поля до горизонта, а дома пахнут бамбуковым соком.
И вот Пырей с Вонгом вошли в дверной проем. Здесь полагалась по плану прихожая — наборный паркет, стены испанской узорчатой плиткой…
— Ты как плитку поклеил!? — тут же наехал Пырей, — Сикось-накось плитку поклеил! — тут же наехал заказчик, — И кто плитку клеит раньше, чем крышу постелит?! Ты хочешь, чтоб дождь все поливал?! — и от ненависти к низкорослому народцу даже зажившая рука у Пырея заныла ревматической болью.
На самом деле Пырей не знал, когда положенно клеить плитку. Может, ничего от дождя плитке не сделается? Но главное было — наехать. Чтоб Вонг чувствовал себя виноватым и не скулил насчет денег.
— Так надо, хозяин, — затянул привычную шарманку Вонг, — Еще вчера крышу постелили бы, да материал консился. Рейка консился, кирпич консился, цемент консился… — и опять спрятались обезьяньи глазки за воротник огромной фуфайки.
Пырей зло отмахнулся и за шкирятник поволок Вонга в следующие апартаменты — по плану трапезная. Оказывается, аккуратно посреди трапезной в полу наблюдалась прямоугольная яма метр на два.
— А это что, урод? — взорвался до предела взбешенный Пырей.
— Цемент консился, — покорно ответил сложивший щуплые желтые ручонки на груди Вонг.
— Ну ты — дебил! Вон же в углу три мешка цемента!
— За тот цемента другой закасьчик платил.
— Какой еще другой? — отпал в осадок Пырей. Он даже готов был списать услышанное на фиговое знание Вонгом русского языка.
— Другой заксьчик, — непреклонно остался на своем вьетнамский бригадир, — Который вовремя деньги платит.
— Какой еще другой? — окрасился красными пятнами Пырей. Он понял, что дело не в русском языке. Он еще не знал, как именно уроет сейчас вьетнамца, но что уроет, знал точно.