Смотрящий по неволе
Шрифт:
Понятно, за какие-такие подвиги дядька отравился водкой. И где набрал информации для Эрмитажных списков — тоже понятно. Правильно трепался покойный Каленый: «Расчудесная игра — этот преферанс».
Но сейчас нужно мозги напрягать не о том. Сейчас услышанное следует переворошить в поисках четвертого показателя.
Однако, вместо здравых мыслей кумпол постепенно напитался злостью. Волчьей злобой на растаскивавших Рассею прежде и ныне не осекшихся барыг. Хитрые, как глисты, коварные, как туберкулез, подлые, как спирохеты, все равно они — барыги, жлобье,
Вспышка злобы прояснила мозги не хуже кружки чифиря.
И вроде бы что-то такое стало проглядывать. С двумя гражданами из итогового Антонова перечня, судя по показаниям родственников, соседей и близких друзей иногда пересекался гражданин Горбунков. С секретарем по идеологии Адмиралтейского района Шалкиным Венедиктом Ерофеевичем, то есть тогда секретарем по идеологии, а ныне вторым лицом в комитете по экономике. И с эксзамом по внешним вопросам ВААПа Фейгиным Евгением Ильичем. Ныне — комитет по культуре. Кто из этих двоих пошустрее?
Из другой комнаты долетало вялое препирательство Макара и Антона:
— Шел хохол, насрал на пол. Шел кацап — зубами цап! — сказал дядька Макар.
— А потом сидел кацап на груше, обдрыстал хохла по уши! — почти пропел, растягивая гоасные, Антон.
Шрам листнул итоговый перечень, будто меню в шалмане. Бесспорно Евгений Ильич. За ним и компьютеризация городской администрации. И в вопросах сбора цветных металлов Евгений Ильич успел проявиться. И к выставке «Русский Фермер» отношение имеет. Наш шкодливый пострел везде поспел.
Надо, значит, нам с Евгением Ильичем встретиться. Жаль, нет у Сергея Шрамова специального человека по культуре. А почему это нет? А Алина?
Надо на этот раз побеспокоить сладкоголосую девушку не по велению души, а по делу. Шрам огромным усилием воли удержался от сексуальных фантазий, хотя все же мышцы рожи от мечтательной гримасы не спас. Это было под кожей и оказалось сильнее Сергея. Ладно, проехали.
Достал из третьей стопки запись трудового пути Евгения Ильича и углубился. «Комсомольский вожак Кировского театра — партбюро филфака Ленинградского университета — ВААП — Комитет по культуре». Биография почти как у дядьки Макара, у того «Вичура — Кинешма — Ярославль — Тамцы — Нижн. Вартовск — Тюмень — Сургут»
Глава 18
А ты, Григорий, не ругайся, а ты, Петька, не кричи,
А ты с кошелками не лезь поперед всех!
Куда ты прешь, зараза!?
Поспели вишни в саду у дяди Вани,
А вместо вишен теперь веселый смех!
Так они и подъехали к проходной комбината: впереди важная «Мазда» цвета спелого конского каштана, а следом обшарпанный пазик, знакомый всем Виршам, как облупленный. Из «Мазды» вышли три надменных гражданина в цивильном, из которых в Виршах примелькался только Виталий Ефремович, и веским парадным шагом направились к проходной.
Из пазика ломно и вальяжно выбралось отделение ментов и разбрелось по заасфальтированной площадке
Три надменных цивильных гражданина целеустремленно вошли в будку проходной и наткнулись на застопоренный турникет. Вахтер из-за стекла смотрел на троих с лукавым прищуром и, как ни в чем не бывало, дул чай из блюдца. Рядом на столе кремлем возвышался китайский термос.
— Эй, дед, пропускай! — приказал Виталий Ефремович, — Со мной американские бухгалтера прибыли отчетность принимать.
Вахтер и бровью не повел.
— Ты че, старый, опух? — рассвирепел Виталий Ефремович. Особенно его проняло, что старик ни в хрен не ставит директора брокерской конторы «Семь слонов» при спутниках.
Вахтер, как ни в чем не бывало, продолжал прихлебывать горячий чаек.
— Все, старый, ты меня достал. Ты — уволен! — взвыл раскалившийся до бела Виталий Ефремович.
— Ходют тут всякие, а пропуск не показывают, — наконец соизволил прояснить позицию вахтер, отставив блюдечко.
Виталий Ефремович заскрипел зубами, полез в карман и прижал к стеклу удостоверение:
— Доволен?
— Не действительно, — фыркнул вахтер и снова подлил в блюдечко чаю.
— Как не действительно? Самим гендиректором подписано!
— Недействительно, — как от докучливой мухи отмахнулся вахтер, — Совет трудового коллектива сместил вашего Гуся Лапчатого к еханому бабаю. Сейчас только пропуска от Совета трудового коллектива действительны.
— Это ж по каким таким юридическим законам!?
— По законам совести! — отрезал старик и просто перестал обращать внимание на скребущуюся в окошко растерявшую надменность троицу.
Устав ломиться в зафиксированный турникет, троица посовещалась не по русски и вернулась наружу. Снаружи милицейская рать разбрелась кто куда, благо солнышко баловало теплыми лучиками.
— Становись! — подсуетился в матюгальник, поняв, что парламентеры остались с носом, лейтенант Готваник. Нагнетание обстановки было ему на руку. Подполковник Среда отправил сюда Готваника с тайным умыслом, авось удастся наштопать побольше дел по хулиганке.
Серьезная комиссия не имела морального права вернуться в Питер, неся в клювике возбужденными всего два дела по двести восемнадцатой на задержанных в день похорон директора «Пальмиры» отставных быков Словаря и Малюту — за ношение огнестрельного оружия. Комиссии требовались свежие повинные головы. И побольше, побольше, побольше — как таблетки от жадности.
Местные менты нехотя вернулись к пазику и изобразили не очень стройную шеренгу.
Два американских бухгалтера с сарказмом высказались в том смысле, что на такую опасную работу следует приглашать специально обученных людей и платить им соответственно, а не гроши. Тогда они и станут землю рыть.