Смута в России в начале XVII в. Иван Болотников
Шрифт:
Родственники казненных еще много лет вспоминали о страшных путивльских казнях. М. К. Бутурлин в 1620 г. показал, что дядю его Ефимья Охромеева сына Бутурлина убили в Путивле «тому лет с 16».{408} (Дворянин ошибся на два года: Е. В. Бутурлин получил последнее назначение в 1606 г., а убит он был, по свидетельству летописи, «при Петрушке»).{409} Дворянские сироты А. А. и Ф. А. Племянниковы, служившие жильцами при царском дворе, писали в челобитной грамоте царю, что «отца их убили при царе Василье в Путивле, приде, казаки…».{410} Племянниковы совершенно справедливо считали, что инициаторами расправ в Путивле были вольные казаки.
Террор в ходе гражданской войны нарастал постепенно. Первые репрессии носили сравнительно ограниченный характер. Пашков, разгромив армию Мстиславского под Москвой, распустил большую часть пленных дворян и детей боярских по домам. Когда же Шуйские нанесли поражение главной повстанческой армии под Коломенским, пленные подверглись подлинному избиению. Предводитель заборского войска атаман Аничкин был посажен на кол. Сотни повстанцев были убиты ударами дубины и спущены в проруби под лед. Тысячи «воров» были заключены в тюрьму в Москве, Новгороде, Пскове и других городах.{411} Власти недаром старались убедить страну, будто Москву осаждали одни казаки и боярские холопы. В официальных документах казаков неизменно именовали беглыми холопами. По феодальным меркам, раб, поднявший руку на господина, заслуживал лишь одного наказания — смерти. Таким образом, крепостническое государство устроило повстанцам кровавую баню, оставаясь на почве феодальной законности. Побоище в Москве отозвалось взрывом насилия в Путивле, хотя казни в путивльском лагере уступали по своим масштабам московским избиениям. Среди дворян кровопролитие в Путивле вызвало страх и негодование. Посягательство казаков на жизнь и имущество дворян рассматривалось ими как худшее беззаконие.
Повстанческий лагерь «Петра» разительно отличался от лагеря Отрепьева в Путивле. Лжедмитрий I не жалел усилий, чтобы привлечь на свою сторону дворян. Он успел получить лоск в польских школах, к тому же обладал даром редкого лицедея и умел произвести впечатление на пленных дворян, являясь перед ними в окружении польских советников. В юности Отрепьев посещал царский двор, будучи слугой бояр Романовых, а затем патриарха Иова. По происхождению самозванец был дворянином, и пленники могли видеть в нем своего.
Илейка Коровин происходил из посадских людей, служил наймитом на судах, потом ушел в казаки. По своим манерам и языку он был типичным простолюдином, и ему было значительно труднее, чем Отрепьеву, добиться повиновения от пленных дворян, воспринимавших неловкую игру казацкого «царевича» как грубый маскарад. Некоторые из пленников узнавали в ближних людях «царевича» своих беглых холопов.
Будучи в Белоруссии в конце 1606 г. самозванец рассказывал, будто родился в семье царя Федора, но мать царица Ирина решила утаить рождение сына от Бориса Годунова, опасаясь его покушения на жизнь младенца. Ирина обманула брата, сказав ему, что родила «полмедведка и полчоловека», а позже заявив, будто родилась дочь. Поставленный в «царевичи» казаками Илейка и не помышлял о необходимости предъявить доказательства своего царского происхождения. Его «легенда» напоминала простонародную сказку.{412}
Книги Разрядного приказа кратко и точно определили причины казней многих бояр и воевод в Путивле: «Побили за то, что вору («Петру». — Р. С.) креста не целовали».{413} Нередко дворяне не только отказывались от присяги, но громогласно обличали самозванца. Описывая поведение осужденных на казнь дворян, летописец указывал, что «многия от них обличаше его во всем народе, и он их повеле казнити… а оне кричаше и обличаше во весь народ, что он прямой вор, холоп Елагиных детей боярских, сапожников сын».{414} В действительности, «царевич» был опознан как холоп дворян Елагиных уже после его пленения в 1607 г. Путивльские пленники не могли знать, кто скрывается под именем несуществующего сына царя Федора. Для них было ясно лишь одно: перед ними обманщик и самозванец. Их ожесточение объяснялось тем, что мужицкий «царевич» олицетворял в их глазах те враждебные им силы — мужиков-страдников и холопов-рабов, которые пытались перевернуть существующий порядок, претендовали на власть и даже посягали на царский трон. За столкновением политическим скрывался более глубокий социальный конфликт: власть вольных казаков была несовместима с господством дворян.
Б. Н. Флоре и В. Д. Назарову удалось разыскать донесение польского посла Олесницкого из Москвы, составленное летом 1607 г. Посол детально анализировал положение, сложившееся в России после появления «царевича Петра», и излагал причины, позволившие восставшим вновь собрать большую армию. Особенно интересовал его вопрос о том, кто руководил движением. Во главе восстания, рассуждал Олесницкий, «должны быть сами северяне (служилые люди Северской Украины. — Р. С.), которые будучи недовольны Шуйским, сражаются с ним, из-за того что он изменнически… дал убить Дмитрия, но это недостоверно, так как при Шуйском много думных бояр и дворян из Северской земли». Второе предположение, что восстание возглавляет «царевич Петр», «которого северяне хотят иметь своим государем», но и это сомнительно, ибо «Петр» «столь большого войска собрать не мог, поскольку все считают его самозванцем». Посол склонялся к мысли, что восстанием руководит «Дмитрий», которому, возможно, удалось спастись, хотя и «нет никого, кто бы видел его (своими) 26 глазами»{415}.
Лжедмитрия I не было в живых, и слухи о его причастности к формированию новой повстанческой армии, очевидно, были недостоверны. Сколько бы бояр ни казнил казацкий «царевич», ему не удалось убедить верхи русского общества в своем царском происхождении. Дворянство знало, что у бездетного царя Федора Ивановича не было наследника. Роль отпрыска царской фамилии, взятая на себя Илейкой Коровиным, оказалась ему не по плечу. Олесницкий весьма точно заметил, что все считают «Петра» обманщиком. Если ему и удалось сформировать новую армию, то лишь благодаря поддержке низов и прежде всего путивльцев и «северян», которые, по словам посла, признали его своим государем. Приход к власти казацкого «царевича» и казни дворян в Путивле повлекли за собой дальнейшее размежевание сил. Феодальные землевладельцы Северской Украины, поначалу активно участвовавшие в восстании против Шуйского, теперь стали массами покидать повстанческий лагерь. Посол верно отметил, что к лету 1607 г. дворяне Северщины в большинстве оказались в армии Шуйского.
Казацкому предводителю Илейке Коровину не удалось стать вождем общенационального масштаба. Его появление в лагере восставших не устранило необходимости в самозванце. Народ продолжал ждать исхода «доброго царя Дмитрия» из-за рубежа, и «Дмитрий» появился.
Глава 8
КАЛУЖСКОЕ «СИДЕНИЕ»
Василий Шуйский объявил по всей стране, что с восстанием покончено раз и навсегда: воеводы «воров всих побили, а иных живых поймали», «города очистили».{416}Но царь преждевременно праздновал победу. Ни он, ни его воеводы не могли предположить, что Болотников, потерпев поражение, сможет за несколько недель собрать силы и вновь вступить в борьбу.
Источники, относящиеся к калужскому периоду, противоречивы. И. И. Смирнов выделил дневниковые записи А. Рожнятовского и на их основании заключил, что Болотников ранее 12 декабря 1606 г. разгромил под Калугой армию Д. И. Шуйского.{417} Предположение насчет победы Болотникова плохо согласуется с показаниями источников.{418} Записи А. Рожнятовского требуют сугубо критического отношения. Окружение Ю. Мнишека все больше втягивалось в русские дела. Его люди готовились присоединиться к восставшим. Власти усилили строгости. В условиях изоляции полякам приходилось довольствоваться слухами. Люди Мнишека подхватили весть об успехах восставших, и под пером Рожнятовского она превратилась в описание сокрушительного поражения Шуйского.
Предпочтение следует отдать более достоверным источникам: записям Разрядного приказа и «Хронике» К. Буссова, вместе с Болотниковым оборонявшегося в Калуге. Эти источники ни словом не упоминают о посылке Д. И. Шуйского под Калугу и его поражении там.
Из-под Москвы Болотников бежал к Серпухову, часть разгромленного войска — к Коломне. Согласно «Иному сказанию», жители Серпухова «град запроша и не пустиша» к себе «воров».{419} Автор «Иного сказания» по обыкновению перепутал события. Повстанцы натолкнулись на сопротивление не в Серпухове, а в Коломне. Посадские старосты Коломны прислали к царю в осажденную Москву гонца «с вестьми» уже в ноябре, а в декабре сторонники Шуйского произвели в городе переворот. В первых числах декабря они приняли бой с подошедшими к Коломне болотниковцами. Понеся потери, расстроенные отряды восставших бежали на юг к Веневу.{420}