Смута в России в начале XVII в. Иван Болотников
Шрифт:
По данным русских летописей, вода затопила жилые помещения и склады и «яже во граде их бысть пища, все потопи и размы», вследствие чего наступил страшный голод, «люди съели кошек, мышей и прочую скверну».{686} Буссов описал трагедию города со слов тульских сидельцев: «В городе была невероятная дороговизна и голод. Жители поедали собак, кошек, падаль на улицах, лошадиные, бычьи и коровьи шкуры. Кадь ржи стоила 100 польских флоринов, а ложка соли — полтораста, и многие умирали от голода и изнеможения».{687}
Обстоятельства сдачи Тулы получили различное освещение в литературе. Н. М. Карамзин, С. М. Соловьев и Н. И. Костомаров приняли версию Буссова о том, что Болотников вел переговоры с Шуйским и, получив от него обещание сохранить жизнь защитникам крепости, сдал город.{688} Исследователь
Обратимся к источникам. Сразу после падения Тулы царь Василий обнародовал версию о том, что все тульские «воры», включая Илейку («Петра») и Ивашку Болотникова, казаков и тульских жильцов, посадских людей, «государю добили челом».{693} Не позднее 12 декабря бояре завершили допросы «царевича Петра», позволившие установить подлинное имя казацкого предводителя и полностью обличить его самозванство. 13 октября власти внесли поправку в официальную версию, с тем чтобы выделить обличенного самозванца из среды прочих «воров». Согласно новой версии, А. А. Телятевский, Г. Шаховской, И. Болотников «и все тульские сидельцы, узнав свои вины, нам, великому государю, добили челом, и крест нам целовали, и Григорьевского человека Елагина Илейку, что назвался воровством Петрушкою, к нам прислали».{694}
Для проверки официальной версии надо привлечь прежде всего источники, исходившие из повстанческого лагеря. К их числу принадлежит «Хроника» Буссова. А. А. Зимин отводит рассказ Буссова на том основании, что он своими истоками восходит к слухам, бытовавшим среди самих восставших в таких городах, как Калуга, где находился Буссов.{695} Возникает вопрос: если Буссов питался слухами, то как объяснить его редкую осведомленность насчет тульских событий? Следует иметь в виду, что ко времени составления «Хроники» в 1612 г. Буссов давно покинул Калугу и провел три года среди сторонников Лжедмитрия II в Тушине. Среди тушинцев было очень много тех, кто пережил тульскую осаду. Буссов имел тем больше оснований интересоваться тульскими событиями, что участником обороны Тулы был его сын, сосланный затем в Сибирь. К моменту составления «Хроники» Буссов-младший еще оставался в Сибири, но у автора «Хроники» было много информаторов-очевидцев и без него.
Буссов записал то, что видели и знали близкие сподвижники Болотникова. В этом ценность его свидетельства. Когда положение в Туле стало невыносимым, а защитники города едва держались на ногах, когда «наводнение и голод ужасающе усилились», рассказывает Буссов, тогда «царевич Петр» и Болотников вступили в переговоры с Шуйским о сдаче крепости на условии сохранения им (всем повстанцам) жизни, угрожая, что в противном случае осажденные будут драться, пока будет жив хоть один человек. Царь Василий находился в столь затруднительном положении, что принял условия Болотникова и поклялся на кресте, что все защитники Тулы будут помилованы.{696}
Голландец Э. Геркман составил отчет о Смуте, в котором уделил особое внимание договору Болотникова с Шуйским. Если верить Геркману, главный пункт договора якобы гласил: «Желающим предоставить право в полном вооружении свободно выступить и отправиться туда, куда они пожелают идти». Пункт, касавшийся лично Болотникова, составлен был в выражениях, характерных для приказных документов: «Ивана Исаева беспрепятственно отпустить и предоставить ему полную свободу». Договор ограждал безопасность «Петра», «выдающего себя за царевича». Царь будто бы обещал отпустить его «не причиняя ему вреда, туда, куда он захочет идти». Наконец, договор обязывал царя принять на службу всех желающих (казаков, жителей Тулы и др.) и назначить им жалованье подобно другим воинам.{697}
Труд Э. Геркмана был издан сравнительно поздно, в 1625 г., и остается неизвестным, какой информацией он пользовался и был ли в России в годы Смуты. Поэтому достоверность его версии неясна. Каким бы ни было положение Шуйского, он не имел оснований подчиняться диктату повстанцев. В случае выполнения трех пунктов договора армия Болотникова получала возможность соединиться со спешившим к Туле войском Лжедмитрия II в течение нескольких дней.
В литературе было высказано предположение, что Шуйскому пришлось пойти на серьезные социальные уступки, чтобы добиться сдачи Тулы. После разгрома табора в Заборье под Москвой казаков «разбирали и переписывали», причем одной из целей «переписи» был возврат беглых холопов и крестьян их прежним господам. В разрядах нет записи о «разборе» сложивших оружие тульских казаков, из чего следует, что царь обещал повстанцам не выдавать беглых: царскую грамоту с соответствующими обещаниями рассматривал в осажденной Туле казачий круг или мирская сходка, «в противном случае захват Тулы не мог бы произойти мирно», уступка Шуйского и «позволила царским войскам войти в город».{698}
В приведенной цепи доказательств слишком много предположений, и все они опираются на один единственный факт — отсутствие в документах упоминания о «разборе» сдавшихся казаков из состава тульского гарнизона. Однако указанный факт проще всего объяснить утратой соответствующей разрядной записи. Плохая сохранность разрядных материалов за Смутное время общеизвестна.
Источники не позволяют установить, что именно обещал Василий Шуйский Болотникову, добиваясь сдачи крепости. Ясно лишь одно. Царь вновь прибег к вероломству и хитрости, как и во время переговоров в селе Коломенском под Москвой. Во время коломенских переговоров Шуйский установил тайные связи с Ляпуновым и другими противниками Болотникова и перетянул их на свою сторону. По-видимому, аналогичным образом он действовал и во время тульских переговоров. Почва для предательства была подготовлена рядом обстоятельств. Во-первых, народ был доведен до отчаяния бедствиями голода. Даже самые стойкие приверженцы «Дмитрия» не скрывали своего разочарования в «добром царе». Они знали, что «Дмитрий» уже с июня находится в пределах России, но не спешит на помощь своему гибнущему войску в Туле. Князь Шаховской был тем лицом, через которого повстанцы поддерживали сношения с мнимым Дмитрием с первых дней восстания. Недовольные туляне требовали ареста Шаховского, а заодно и Болотникова, чтобы тем самым оказать давление на объявившегося в Стародубе «царя». По словам Буссова, эта угроза была осуществлена в отношении Шаховского. Туляне объявили, что Шаховского не выпустят из тюрьмы, до тех пор пока государь не окажет Туле обещанной помощи.{699}
Во-вторых, с началом наводнения в Туле «вода так высоко поднялась, что весь город стоял в воде и нужно было ездить на плотах». Результатом было разобщение частей гарнизона, оборонявших разные концы города. В последние дни осады Болотников фактически утратил контроль за положением в городе. Не подчиняясь приказам руководителей обороны, из Тулы «в полки учели выходить всякие люди человек по сту, и по двести, и по триста на день».{700} В таких условиях Шуйскому нетрудно было найти людей, которые бы согласились выступить против Болотникова.
Подозрения, будто «капитулянтов» в Туле возглавила знать, входившая в думу «Петра», — боярин Телятевский и Шаховской, не подтверждены фактами. Современники единодушно свидетельствуют, что Телятевский и Шаховской были выданы царю вместе с Болотниковым.{701} Среди руководителей тульской обороны в дальнейшем никто не избежал наказания, кроме путивльского сотника сына боярского Ю. Беззубцева. Доверие к нему было столь велико, что Шуйский послал его в Калугу, чтобы уговорить тамошних повстанцев последовать примеру тулян.{702} Это обстоятельство косвенно доказывает, что, скорее всего, Беззубцев, а не Шаховской выступил инициатором заговора против Болотникова. Старший сын Юрия Беззубцева Дмитрий попал в плен в сражении под Коломенским, и московские власти получили возможность шантажировать предводителя путивльских повстанцев.