Смута
Шрифт:
Кровь отлила от ее лица. В глазах появилось смятение, но она не отвела их.
– Это что, Борис, официальное предложение руки и сердца?
– Так точно.
– Давай отложим все до твоего возвращения…
Римские «каникулы»
Председателем Римского трибунала оказался низенький, тучный и улыбчивый коротышка, весь светившийся доброжелательностью. Он усадил Кузнецова в кресло у приставного столика, сам втиснулся в такое же кресло напротив. Переводчик не понадобился,
– Что будет выпить, синьор Ухано? – щелкнул себя по горлу.
– Кофе, – ответил Кузнецов.
Коротышка сделал удивленное лицо.
– Русский мужик любить водка. Большой смертный доза.
– Я не пью на работе спиртное.
– Это есть хороший правило.
Острогрудая смуглянка вкатила в кабинет столик с узорной бутылкой в центре, бутербродами и кофейником. Разлила кофе по крохотным чашечкам.
– Москва – криминал-город, – сказал итальянец, отхлебывая кофе. – Перестройка есть криминал-демократия.
– Увы! – согласился Кузнецов.
– Русский мафия имеет длинный рука и нога.
– Итальянская – тоже.
– Наш мафия Россия нет. Ваш есть Европа. Есть Италия.
– Вы имеете в виду Акинолоса?
– Нет. Акинолос греческий.
– По национальности он грек. Но является российским подданным.
– Он говорит, что есть греческий подданный. Документы – Греция. Имеет маленький недвижимость Кипр.
– Его документы – фальшивка, – продолжил Кузнецов, раскрывая папку, врученную ему перед отъездом Юрием Сергеевичем. – Вот фотографии его родителей. А это – его две фотографии: после окончания школы и во время службы в армии. Это – дом, где он родился и вырос, в сибирском селе Уваровка.
– О-о! Сибирь! Большой, холодный, бр-р! – показал знание географии итальянец. – Мой папа был Сибирь, война, плен…
– Акинолос совершил в России несколько преступлений и разыскивается как опасный преступник.
Кузнецов пододвинул к нему папку.
– Здесь ходатайства российской стороны о его выдаче нашим правоохранительным органам.
Председатель трибунала разложил перед собой документы. Лицо его враз изменилось: из благодушного превратилось в строгое, взгляд стал цепким и острым. Сначала внимательно разглядывал русский текст и печати на запросах, затем пробегал глазами перевод. Прочитав просьбу Виолетты вернуть ее мужа Акинолоса в Россию, чтобы она могла навещать его, он недоуменно взглянул на Кузнецова.
– Здесь есть другой синьора Акинолос. Просил свидание.
– Это не жена. Жена в России. В папке есть копия свидетельства о браке. В Рим Акинолос приехал с любовницей.
– О-о! Понимаю. Русский – тьолка?
– Телка – это уличный жаргон.
– Римский бамбино стал звать свой подруга «тьолка». Молодой коровка.
Он опять стал светским человеком и гостеприимным хозяином. И Кузнецов подумал, насколько служители местной Фемиды отличаются от своих замотанных делами российских коллег и даже от официально вежливых эстонских судейских.
Трибуналец вызвал секретаршу, сказал несколько фраз, протянул ей визитную карточку Кузнецова. Пояснил по-русски:
– Я решать ваш контакт с Акинолос. Завтра, в 10 часов. Решение депортация решать там, – он поднял палец вверх. – Хотите посетить опера, синьор Ухано?..
– Возможно, когда будет время.
– Всегда ваш слуга, – сказал он на прощанье.
Без пятнадцати десять Кузнецов и переводчик Толик были на берегу Тибра. Здесь находилась римская тюрьма. От реки ее отделяли автомобильное шоссе и две пешеходные асфальтированные дорожки. Если бы не рослый карабинер у входа, Кузнецов и не подумал бы, что за стенами этого средневекового замка обитают заключенные. Ни прожекторов, ни вышек с часовыми, ни колючей проволоки по периметру, столь знакомых атрибутов российских казематов.
Переводчик Толик, худой долговязый очкарик, с любопытством крутил головой и помалкивал. Ему хорошо заплатили, чтобы он раскрывал рот только по необходимости. Да и не было пока в его услугах особой нужды. Работники юстиции свободно изъяснялись на английском, которым адвокат владел в совершенстве.
Без пяти десять они вошли в большой мраморный вестибюль. Он был тих и безлюден. Окошко бюро пропусков не напоминало амбразуру, было большим и светлым. В нем маячила голова дежурного в фуражке с высокой тульей. Он оглядел посетителей, мазнул взглядом по фотографиям в документах.
– Если имеете при себе мобильный телефон, прошу сдать на временное хранение, – сказал он на английском.
Мобильных телефонов при себе у них не было, дежурный поверил им на слово. С доброжелательной официальностью вручил пропуска.
Они поднялись по эскалатору на второй этаж, где располагались кабинеты адвокатов. Их встретил следователь, седой, плечистый и элегантный, как белый рояль. Он провел их в просторную приемную и указал на одну из четырех дверей.
– Полистай здесь прессу, Анатолий, – велел Кузнецов переводчику.
Тот уселся в кресло. Адвокат шагнул за следователем в кабинет.
– Что инкриминируется Акинолосу? – спросил Кузнецов.
– Он подозревается в подготовке и организации взрыва дома Луиджи.
– Насколько я наслышан, одна из версий состоит в том, что российский криминал прислал его как раз в помощь Луиджи в разборках с конкурентами?
– Если так, то конкуренты его перекупили.
– Какими доказательствами располагает обвинение?
– Вы же юрист, сеньор! Тайна следствия есть тайна.
– Российская сторона ходатайствует о выдаче этого опасного преступника.
– Я – за. Нам своих мафиози хватает. Между нами, я даже доволен, что семейка Луиджи взлетела на воздух. Он одиннадцать раз уходил от правосудия. А что касается вашего грека, то сегодня в 16 часов предстоит его опознание.
– Значит, у обвинения недостаточно доказательств?
– Я этого не говорил…
В дверь постучали, и карабинер ввел арестованного. Следователь вышел вслед за карабинером.
– Садитесь, Акинолос, – показал Кузнецов на кресло.