Смута
Шрифт:
– Свои выводы я изложил в обвинительном заключении.
– Следует ли ваш ответ понимать как утвердительный, господин Вайнэ?
Тот неприлично надолго затянул паузу.
– Следует… Утвердительный.
Кузнецов снова пошелестел бумагами.
– Прошу разрешения высокого суда зачитать еще один документ: «Докладываю, что состава преступления в действиях Ручкина не обнаружил… Считаю, что его следует сохранить в качестве лидера русскоязычной общины…» Документ адресован шефу политической полиции, датирован маем прошлого
– Протестую! – возник наконец прокурор.
– Протест отклоняется, – сказал судья. – Отвечайте, свидетель!
– Мне нечего ответить.
– Прошу суд приобщить ксерокопию документа к делу, – произнес Кузнецов. – У меня больше нет вопросов.
– Суд удаляется на совещание, – объявил председательствующий.
Публика с шумом стала вываливаться из зала. Краем глаза Кузнецов заметил направлявшуюся к выходу блондинку Риту. Затем его окружили журналисты. Застрекотала телекамера. Посыпались с разных сторон вопросы, на которые он отвечал одним словом:
– Без комментариев…
Лишь через два часа суд возвратился из совещательной комнаты. Судья долго и нудно зачитывал постановление, хотя суть его была проста и груба, как подошва солдатского ботинка: иск господина Ручкина удовлетворить, решение первичной судебной инстанции о депортации отменить…
Спускаясь с крыльца, Кузнецов обратил внимание на своего подопечного. Тот стоял с победно поднятыми руками возле «запорожца». Его восторженно провожала толпа старушек и едва достигших совершеннолетия юнцов в кожанках…
Добравшись до своего номера, Кузнецов позвонил Рите.
– Насколько я помню, нам предстоит еще одна встреча.
– Спасибо и до свиданья, мы полностью с вами в расчете, – и повесила трубку.
Кузнецов не понял ее маневра. Получается, что женщина за здорово живешь отказалась от полутора сотен долларов. Факт не поддавался объяснению.
А оно было рядом. В дверь решительно постучали:
– Войдите.
Кого угодно мог увидеть Кузнецов, только не скуластого седоватого немца, ужинавшего в кафе за соседним столиком. Но в номер шагнул именно он.
– Поздравляю, Борис Аркадьевич. Вы с блеском выиграли процесс, – сказал он по-русски.
– Спасибо, – быстро пришел в себя Кузнецов.
– Теперь вас ждет Рим и дело Акинолоса. Добьетесь его передачи органам родного правосудия – оговоренный с дамой гонорар ваш.
– Я еще не получил аванса.
– Аванс, пятая часть от оговоренной суммы, находится в вашей квартире в дипломате. Договор составьте сами, завтра утром я готов подписать его. У меня есть такие полномочия… Билет на вечерний римский рейс вам заказан.
Кузнецов слегка растерялся от такого натиска. Да и неожиданность визита сыграла роль. Выходит, он был под колпаком с момента приезда в Таллин. Его пасли и блондинка Рита, и этот, притворявшийся немецким туристом человек.
– Может быть, вы соизволите представиться, господин заказчик?
– Юрий Сергеевич. Какие документы вам понадобятся в Риме?
– Досье клиента, включая документы по розыску преступника. Запросы о выдаче его российскому правосудию. И обеспечьте переводчика.
– Ответьте-ка, Юрий Сергеевич, блондинка – ваш человек?
– Мой.
– Понятно. С Вовочкой тоже ваши люди поработали?
– Я не знаю человека с таким именем.
– Степан Вовочкин, частный детектив.
– Я с ним не знаком. Предлагаю вам выехать со мной на машине. Через десять часов будем в Первопрестольной.
– Только до Питера. Дальше – «Красной стрелой». Отосплюсь в поезде и приведу мысли в порядок.
– Как угодно, Борис Аркадьевич. Выезд через три часа.
«Отставник бундесвера» высадил Кузнецова в Питере на Московском вокзале.
– До встречи утром! – сказал и укатил.
С билетами в вагон СВ проблем не было: сезон отпусков давно закончился. Кузнецов занял свою полку в купе, переоделся. Второе место пустовало. Однако перед самым отходом поезда дверь откатилась, и в купе появился невысокий, невзрачный лицом и сколоченный, словно для уличных потасовок, мужичок в длинном кожаном пальто и дорожной, видавшей виды сумкой. Не молодой, но и не в возрасте – самая пора утверждать себя и расталкивать локтями соперников.
– Привет соседу! – объявил и плюхнул на застланную постель сумку.
Повесил на вешалку пальто, оставшись в джинсах и в свитере толстой вязки. Достал из сумки курицу, полбуханки хлеба, помидоры и бутылку коньяку.
– Врежем, сосед? – спросил.
Нагловатая самоуверенность сквозила во всем его облике. Всего скорее был он из волонтеров доблестной армии челноков, призвавшей в свои ряды тех, кто не хотел смириться с нищенским прозябанием. Такие с риском зарабатывают деньги и без риска тратят их, не думая о будущем. Зато на отдых с женой или с любовницей – в Анталию или на Кипр – пожалуйста! И с размахом просаживают заработанное, чтобы снова пуститься в ненадежный путь «купи-продай», именуемый в не столь уж давние времена позорным словом «спекуляция».
Кузнецову такие люди были даже симпатичны: не раскисали, не ныли. Потому он, хотя и не было никакого желания выпивать, согласно кивнул.
В казенные чайные чашки тот набулькал коньяку так, что в бутылке осталась ровно половина.
– Будем!
Кувыркнул в рот чашку, содержимое мгновенно исчезло в желудке.
– Тебя как зовут, сосед?
– Борис, – неохотно ответил Кузнецов. Он не любил случайных знакомств.
– А меня – Саня. Фамилия – Феоктистов… Докуда едешь?
– До Москвы.