Смута
Шрифт:
“… не доезжая Москвы на Сетуне, и он (Лжедмитрий) к сердомирскому и к жене своей ездил, и как приехала она в город и в ту пору стали трубити в трубы и в сурны, и по накром бити у Никольского мосту, в Большом городе. А приехала ана сперва ко царице Марфе и от царицы поехала вверх, а жила во царицыных полатах. И после того Рострига женился вскоре по крестиянскому закону месяца маия во 8 день, на пятницу против Николина дни в пречистой Богородицы в соборной церкви. А венчал их Игнатей патриах, и сам он причащался, а жена причастия не взяла. А житие его было знатко воровское. А куде поедет, и около его немцы и литва, и казаки з бердыши и с пищальми, и з саблями.” [16]
1 (11) мая 1606 года за 15 вёрст от Москвы будущую царицу встретили купцы и мещане с дарами, а 2 (12) мая близ городской заставы – дворянство и войско в роскошных нарядах со ста тысячами иностранцев, отметил Карамзин. Лжедмитрий тайно в простой одежде возвратился в Кремль. На берегу Москвы-реки Марина вошла в великолепный шатер с кланяющимися до земли боярами, где князь Мстиславский произнёс приветственную речь. Ей подарили 12 прекрасных верховых коней и богатую колесницу, украшенную серебряными орлами с
90
https://ru.wikipedia.org/wiki/Олесницкий,_Николай
Николай Олесницкий (30 июля1558 – 13 декабря1629) – государственный деятель Речи Посполитой, каштелян малогощский (1598) и радомский (1613), воевода люблинский (1619—1629), староста опочновский.
Марина остановилась в Вознесенском (Девичьем) монастыре и получила от жениха подарков почти на четыре миллиона серебряных рублей (с учётом даров полякам).
Через месяц после стрелецкой смуты населению Москвы не понравился приезд большого количества гостей из Речи Посполитой29 на свадебные торжества самозванца. Слишком шумное и наглое поведение вооруженного "рыцарства" раздражало москвичей.
Неудовольствия против Лжедмитрия увеличились с приездом Марины. Он не хотел отказываться от брака, но понимал, что оскорбит русских людей, если они узнают, что Марина, осталась католичкой, однако этого нельзя было утаить от приближённых. Против восстали: Митрополит казанский – Гермоген, Архиепископ коломенский – Иоасаф 91 , угрожая объявить брак не законным. Гермогена заключили в монастырь в его епархии, Иоасафа неизвестно почему оставили в покое. Были недовольны и другим: свадебных гостей и родных невесты разместили в кремлевских домах купцов, духовных, и даже бояр, а иностранных царских телохранителей – в домах арбатских и чертольских священников. Спутники Марины, которым подражали казаки, отличались особой наглостью, но торговцы терпели из-за высокой прибыли. Кроме того, якобы Лжедмитрий распорядился о проведении некоего аудита имущества монастырей с тем, чтобы забрать излишки в казну для оплаты жалованья войску, готовившемуся в турский поход. Соловьёв сомневался в этом по причине передачи монастырям жалованных грамот Дмитрием и отсутствия подобного распоряжения в русских источниках. Однако он допустил, что царь потребовал “у духовенства щедрого вспоможения для наступающей войны с неверными, а это ревностным протестантам показалось отобранием имущества у монахов”. [22]
91
https://ru.wikipedia.org/wiki/Иосиф_III_(Епископ_Коломенский)
Епископ Иосиф III (ум. 27 января1615) – ЕпископРусской православной церкви, Епископ Коломенский и Каширский.
3 (13) мая 1606 года на торжественном приёме знатных ляхов в золотой палате случился скандал, когда Расстрига вернул грамоту Сигизмунда польским послам, “говоря, что она писана к какому-то Князю Димитрию, а Монарх Российский есть Цесарь, что Послы должны ехать с нею обратно к своему Государю”. [1] Пан Олесницкий возмутился, поскольку считал Лжедмитрия всем обязанным королю, который посадил его на трон. Самозванец не прогнал посла, но, велев снять с себя корону, ответил: "Необыкновенное, неслыханное дело, чтобы Венценосцы, сидя на престоле, спорили с иноземными Послами; но Король упрямством выводит меня из терпения. Ему изъяснено и доказано, что я не только Князь, не только Господарь и Царь, но и Великий Император в своих неизмеримых владениях. Сей титул дан мне Богом, и не есть одно пустое слово, как титулы иных Королей; ни Ассирийские, ни Мидийские, ниже Римские Цесари не имели действительнейшего права так именоваться. Могу ли быть доволен названием Князя и Господаря, когда мне служат не только Господари и Князья, но и Цари? Не вижу себе равного в странах полунощных; надо мною один Бог. И не все ли Монархи Европейские называют меня Императором? Для чего же Сигизмунд того не хочет? Пан Олесницкий! спрашиваю: мог ли бы ты принять на свое имя письмо, если бы в его надписи не было означено твое шляхетское достоинство?… Сигизмунд имел во мне друга и брата, какого еще не имела Республика Польская; а теперь вижу в Нем своего зложелателя". [1] Перебранка продолжалась, пока новоявленный царь не сменил гнев на милость и не смягчился. Грамоту взяли, но Лжедмитрий спросил о здоровье короля сидя, едва привстав по просьбе Олесницкого, чем унизил себя в глазах двора, разрешив сидеть вместе ляхам и россиянам. Кроме того, он разрешил ляхам жить, как им угодно, без надзора. “Царь готов удивить Европу и Азию дружбою своею к Королю, если он признает его Императором из благодарности за титул Шведского, отнятый Борисом у Сигизмунда, но возвращаемый ему Димитрием”. [1] Делами союза решили заняться после свадьбы.
Ляхи, не разделяя беспечности царя, поставили в своих дворах стражу, а Мнишеки – даже всю польскую пехоту, отмечает Платонов. "для того, чтобы веселые гости постоянными выстрелами не тревожили народа и не нарушали общего спокойствия". [17] На донос испуганного Мнишека Лжедмитрий приказал вывести на улицы стрельцов.
Москва с омерзением наблюдала за образом жизни царской четы. Лжедмитрий был ветренен и безрассуден, умышленно оскорбляя московитов. В зимней ледяной крепости, близ Вязьмы, в тридцати верстах от Москвы, участвовал в бою с телохранителями, конной польской дружиной, с боярами и дворянами. Иноземцы с царского дозволения свободно входили в наши церкви, гремя оружием, “опирались и ложились на гробы Святых”. [1] Для Марины в пост перед крещением готовили еду, отнюдь не монастырскую. Она оставалась наедине с женихом, увеселяемая музыкой, плясками и не духовными песнями. Самозванец допустил в монастырь скоморохов. Веселье в монастыре сопровождалось пирами во дворце. Жених ежедневно одаривал невесту и родных лучшими иноземными товарами. Царская и польская роскошь крайне озлобляла народ, ибо думал он о расхищении царской казны – достоянии отечества, которое переходило в руки вечных врагов России.
Ночью 7 (17) мая 1606 года невеста переехала во дворец, а на следующее утро там совершилось обручение по древнему православному обычаю. В пятницу на Николин день 8 (18) мая Марину обвенчали с Лжедмитрием и, вопреки уставу Церкви и обычаю, Марину за одно и короновали.
На обручении были лишь ближайшие родственники Мнишеков и свадебные чиновники: тысяцкий – князь Василий Шуйский, дружки (его брат и Григорий Нагой), свахи и некоторые бояре, описал Карамзин. На Марине были русское красное бархатное платье с широкими рукавами, украшенное алмазами, яхонтами, жемчугом, венец на голове и сафьяновые сапоги. Под молитвы священнослужителей княгиня Мстиславская и Сандомирский воевода ввели невесту в палату для обручения. Столь же роскошно был одет и жених. Дружки резали караваи с сырами и разносили ширинки. В Грановитой палате все были шокированы наличием двух престолов, на одно сел Самозванец, а на другое – Марина. Невесте велели поцеловать корону Мономаха и диадему, которые пред ней держал Михайло Нагой, которые затем царский духовник понёс в храм Успения.
По разостланным сукнам и бархатам вдоль рядов телохранителей и стрельцов впереди Сандомирский вёл жениха, а за ним – княгиня Мстиславская – невесту. Следом шли князь Василий Голицын с жезлом (скипетром), Басманов с державой и знатные гости при множестве народа. В храме Марина приложилась к образам – и началось венчание невесты. Посередине церкви на возвышенном “чертожном месте” на золотой персидский трон сел жених, на серебряный – невеста, рядом – Патриарх. Лжедмитрий произнёс речь, ему вторил Патриарх и с молитвой возложил “Животворящий Крест на Марину, бармы, диадему и корону (для чего свахи сняли головной убор или венец невесты)”. [1] На литургии Патриарх украсил мономаховой цепью, помазал и причастил невесту, которая пока была без Державы и скипетра, и “духовенство и бояре целовали её руку с обетом верности… Держа друг друга за руку, оба в коронах, и Царь и Царица (последняя опираясь на Князя Василия Шуйского) вышли из храма уже в час вечера и были громко приветствуемы звуком труб и литавр, выстрелами пушечными и колокольным звоном, но тихо и невнятно народными восклицаниями. Князь Мстиславский, в дверях осыпав новобрачных золотыми деньгами из богатой мисы, кинул толпам граждан все остальные в ней червонцы и медали (с изображением орла двуглавого)”. [1] Лишь немногие бояре и Сандомирский воевода недолго обедали с молодыми, затем Мнишек и Василий Шуйский проводили их до постели. Во дворце всё утихло, только ляхи праздновали в ожидании царских брачных пиров, новых даров и почестей. Народ негодовал из-за того, что иноверка Марина получила сан российской царицы и не отреклась от латинства, целуя наши святые иконы, вкушая “тело и кровь Христову” из рук Патриарха, помазанная елеем, что для Россиян было несомненным осквернением святыни.
На первом свадебном приёме уже проявились серьёзные разногласия. Королевские послы отказались от обеда, ибо им было отказано сидеть за одним столом с царём, в отличии от Власьева, сидевшего на свадьбе у Короля за королевским столом. Олесницкий не поехал во дворец, но другие знатные польские гости, кроме старого Мнишека, который не сумел сгладить конфликт, обедали с самозванцем в Грановитой палате Новобрачные, одетые в польское платье, обедали на троне, что не добавило радости россиянам, но ляхи удивлялись горам золотой и серебряной посуды перед собой. За троном стояли телохранители с секирами, прислуживали чете – бояре. Веселье продолжили в царских комнатах.
На следующий день 10 (20) мая Лжедмитрий принимал дары от Патриарха, духовенства, знатных людей и иноземных гостей и снова “пировал в Грановитой палате, сидя лицом к иноземцам, спиною к Русским”. [1]
11 (21) мая Сандомирский воевода сумел убедить зятя разрешить Олесницкому сидеть на первом месте возле царского стола на обеде, где царская чета в коронах и в польских великолепных нарядах принимала гостей, включая женщин. Иноземцы хвалили царские вина, но жаловались на невкусную русскую еду. После обеда гости, откланявшись, целовали руки царской чете.
12 (22) мая Царица в своих комнатах до ночи угощала польской едой ляхов, в присутствии Власьева и князя Мосальского. Лжедмитрий в гусарской одежде танцевал с женой и с тестем.
14 (24) мая Марина уже в русской одежде принимала бояр и чиновных. Её фальшивая приветливость уже не трогала русских сердец.
В столице не умолкала музыка с утра до вечера оглушая жителей стрельбой из ружей трезвых и пьяных поляков, громом пушек, барабанов, литавр и труб.
Сильнее всего народ был недоволен пристрастием самозванца к католикам. Соловьёв считал, что он принял католицизм скорее из расчёта, ибо в Польше ему была нужна помощь короля и иезуитов. Кроме того, он мечтал об участии во всеобщем христианском ополчении против турок, для чего ему и был необходим этот союз. Существовала ещё и другая причина – любовь к ревностной католичке – Марине Мнишек. Лжедмитрий, возможно, “желал соединения церквей, которое должно было решиться на восьмом и девятом соборе”, [22] ибо не видел особых различий между обоими исповеданиями, но не считал возможными решительные и насильственные меры в пользу католицизма. Однако, сама возможность нового собора оскорбляла русских людей, “заставляя их смотреть на него как на еретика”, [22] хотя он ещё пользовался сильной народной привязанностью.