Смутное время в Москве
Шрифт:
Последствия Смутного времени сказались во всех областях внутренней жизни России и оказали большое влияние на ее взаимоотношения с другими государствами. Они носили как негативный, так и позитивный характер, проявлялись как в судьбоносных вопросах, так и в частностях. Но самым важным итогом Смуты для Российского государства стало проявление внутренней силы русского народа, целительного действия православия, народного единства и инициативы, благодаря которым стране удалось выйти из глубокого кризиса и справиться с иноземной агрессией. Именно народ, но вовсе не властная верхушка (она, напротив, всячески способствовала усугублению кризиса), вытащил страну из кризиса. Причем «народ» не в марксистском понимании, ограничивавшем его границы «трудящимися» в лице крестьян и чернослободцев. «Народ» эпохи Смуты — это служилые люди, духовенство, купцы, посадские, крестьяне, — именно «все чины» «Московского государства», которые, лишившись вертикали власти, создали ее самостоятельно, горизонтально, обрели единство — и победили. А как же правители? Властная элита, без которой тоже не мог существовать общественный миропорядок? Аристократия понесла тяжелые потери за свое
К несчастью, достигнутая в правление царя Михаила Федоровича стабилизация оказалась непрочной, и XVII в. вошел в историю как «бунташный». Почему же это произошло? Историк И. Л. Андреев выделяет несколько важнейших «уроков» Смуты — опасность социального эгоизма элиты, ценность законной власти и порядка, большое значение «земли», «мира» в спасении и возрождении страны. К сожалению, эти уроки не были учтены. «Но у самодержавия окажется короткая память. — пишет Андреев. — Земские соборы канули в Лету. Вместо трудного и не всегда приятного „диалога“ власть предпочла выстроить изощренную систему бюрократического управления, не приспособленную к определению „градуса“ народного самочувствия. Эта была куда более удобная дорога. К тому же с односторонним движением. Вот только она не спасала от новых „изданий“ Смут, будь то кровавые народные бунты или разрушительные крестьянские войны. Случилось так, что драматичные события начала XVII в. мало чему научили и власть, и русское общество. Возможно, в этом и заключается главный урок первой российской Смуты — не забывать уроки прошлого ради настоящего и будущего».
Очищение государства
11 июля 1613 г. состоялось венчание на царство Михаила Федоровича Романова. Во время церемонии «царскую шапку» держал И. Н. Романов, а скипетр — князь Д. Т. Трубецкой. Ранее «по царский сан» на Казенный двор ходили князь Д. М. Пожарский и казначей Н. В. Траханиотов. После венчания во время литургии в Успенском соборе приняли от царя регалии и держали их до конца церковной службы: царский венец — И. Н. Романов, скипетр — князь Д. Т. Трубецкой, яблоко (державу) — князь Д. М. Пожарский [58] . Это было новшеством в обряде венчания на царство. Юный государь стремился подчеркнуть этим заслуги полководцев, освободивших Москву. В этот же день после церемонии князь Пожарский был возведен в сан боярина, а Кузьма Минин пожалован чином думного дворянина.
58
Эти назначения вызвали весьма бурную реакцию всех участников церемонии. Трубецкому казалось, что держать всего лить скипетр ниже его чести; Траханиотов пытался местничаться с Пожарским и т. д. В отличие от юного государя аристократия никак не хотела отстать от различных «затеек» Смуты, и, несмотря на распоряжение «быть без мест» затевала склоки в торжественный день начала нового царствования.
Некоторые историки считали, что ни Пожарский, ни Минин не получили достойного вознаграждения за свои подвиги. Наравне с ними, а порою и более щедро, были награждены бояре, входившие в Семибоярщину и проявившие себя как сторонники польской оккупации. Однако не стоит забывать, что при сложившейся четкой иерархии выслуженных родов не отличавшийся особой знатностью князь Дмитрий Пожарский, ни тем более худородный Минин не могли быть пожалованы более, чем аристократы князь Ф. И. Мстиславский, Ф. И. Шереметев, князья И. Б. Черкасский и Д. Т. Трубецкой. Кроме того, герои освободительного движения на самом деле были награждены достаточно щедро: Пожарский получил боярство, шагнув на высшую ступеньку в Думе через чин окольничего прямо из стольников, что делалось только для представителей родовитых фамилий. Помимо этого за князем Дмитрием Михайловичем было закреплено село Ландех, а в придачу он получил богатое село Холуй, знаменитое своими соляными промыслами и мастерством иконописцев, и другие земли в Суздальском уезде (всего вотчины и поместья — 2500 четвертей; итого владения князя в 1613 г. насчитывали 4350 четвертей) [59] . Кузьма Минин поднялся сразу на несколько ступенек сословной лестницы, вошел в Боярскую думу и получил крупное поместье в Нижегородском уезде — село Богородское с пятью деревнями и двумя пустошами. Если бы не огромные заслуги в деле освобождения Москвы от поляков, нижегородский торговец никогда не смог бы достичь подобного.
59
К концу жизни князь Дмитрий Михайлович владел 34 селениями в 12 уездах; площадь вотчин составляла 8641 четверть, а поместий — 967 четвертей.
И. Е. Забелин указывает также, что награды Пожарскому и Минину были пожалованы в соответствии со «стариной», прежними порядками Московского государства, восстановить которые стремились сами же руководители ополчения. Историк пишет, что «если б Смута была перестройкой и переделкой государства, тогда явились бы и новые места для людей, в числе которых одно из главных и первых мест принадлежало бы и Пожарскому… Но так как все дело заключалось в восстановлении прежних порядков, а, стало быть, и прежних мест, то наши герои из предводителей тотчас попали в рядовые, какими были прежде». Пожарский не мог занять место первого боярина — бесцветного Мстиславского, потому, что Мстиславский был знатнее. Минин не мог получить боярского сана потому, что был торговцем и сыном торговца. Столь стремительные возвышения были характерны для Смутного времени, а при восстановлении государственного порядка они были недопустимы.
В дальнейшем обоих руководителей Второго ополчения царь неоднократно привлекал для решения важнейших государственных и военных задач. Таким образом, говорить о том, что правительство Михаила Романова проявило неблагодарность по отношению к вождям освободительного движения, несправедливо.
Главной внешнеполитической проблемой, стоявшей перед правительством царя Михаила Федоровича, было отражение польской и шведской агрессии и возвращение русских земель, занятых интервентами. Не менее важной представлялась и борьба с Заруцким. Против мятежного атамана на Рязанщине и в Тульской земле успешно действовал воевода Второго ополчения Мирон Андреевич Вельяминов. В помощь к нему были посланы воеводы из других городов, в том числе из Суздаля — князь Роман Пожарский. Авантюра Заруцкого закончилась в южных степях. Ему удалось ненадолго захватить Астрахань, но, преследуемый московскими войсками, Заруцкий бежал на Яик, где был взят в плен. Заруцкого и малолетнего самозваного царевича казнили в Москве в 1614 г., а Марина Мнишек умерла в заточении.
Война на западных рубежах шла менее успешно. Воевода князь Д. М. Черкасский был послан на Смоленск, но осада захваченной поляками крепости была неудачной. Русские войска несли большие потери. С юга войску Черкасского начал угрожать А. Лисовский, объявившийся под Карачевым. Против Лисовского и был послан князь Дмитрий Михайлович Пожарский.
Столкновение этих выдающихся деятелей Смуты было знаменательным. Отчаянный храбрец и авантюрист, Александр Иосиф Лисовский был антиполом Пожарского — удаль, стремительность, жестокость и сила разрушения всегда были на его стороне. Он воевал и грабил под знаменами Лжедмитрия II, королевича Владислава, короля Сигизмунда и сам по себе. Лисовский был столь знаменит, что его отряд, получивший имя «лисовчиков», прославился и в Западной Европе. Поход Лисовского на Россию в 1615 г. был одним из наиболее удачных его военных предприятий. Против неуловимого полковника успешно действовал лишь князь Дмитрий Пожарский, умевший сражаться с тем же напором и отчаянностью.
Согласно росписи, боярин должен был выступить в поход с семитысячным войском, однако в Москве едва нашлась тысяча ратников. Остальных воеводе предстояло набрать по дороге, мобилизовав местных служилых людей. В Белове и Волхове отряд Пожарского пополнился дворянскими, татарскими и казацкими отрядами.
Лисовский не стал ждать встречи с прославленным полководцем, сжег Карачев и двинулся на Орел. Пожарский поспешил наперерез Лисовскому, к Орлу, и нагнал его. Согласно реляции самого Лисовского, войско Пожарского неожиданно обрушилось на его лагерь рано утром 30 августа. Воевода ертоулыюго полка (авангарда) Иван Гаврилович Пушкин, которому было поручено начать сражение, не смог удержать своих людей от грабежа и боевой порядок рассыпался. «Лисовчики» сумели не только выстроиться в боевой порядок, но и отбросили русских, которые обратились в бегство. Следом за людьми Пушкина дрогнул и побежал отряд второго воеводы Степана Исленьева. Один только Пожарский, собрав в кулак наиболее боеспособные части, стойко сражался с неприятелем. «Новый летописец» сообщает слова князя: «Лучше желаю тут же умереть, нежели бежать!» Шестьсот человек стояли против двухтысячного отряда поляков. Русские окружили себя телегами и сражались под защитой обоза до темноты. Тогда же укрепился в новом лагере и Лисовский.
Ночью к главному воеводе вернулся Степан Исленьев и бежавшие ратники. Взбешенный князь приказал наказывать дезертиров, сорвавших план разгрома противника. На другой день Лисовский, не возобновляя сражения, ушел к Кромам. От Кром он двинулся на Волхов, а оттуда решил идти к Калуге. Однако Пожарский сумел разгадать маневр противника и опередил его, послав к Калуге дворянские сотни. К Пожарскому подошло подкрепление из казанских дворян, и он двинулся против Лисовского к Перемышлю, но полковник опять уклонился от боя и ушел на север, пройдя между Можайском и Вязьмой. Затем он совершил дерзкий рейд, описав петлю вокруг Москвы на расстоянии 200–300 км от столицы — через Ржев, Кашин, Углич, Ярославский, Костромской, Суздальский, Владимирский, Муромский, Коломенский, Рязанский и Тульский уезды, и опять вернулся на Северщину. Ни один из посланных воевод не смог догнать и разгромить Лисовского, только князь Федор Куракин нагнал «лисовчиков» в Алексинском уезде, но сам потерпел больший урон, нежели поляки.
Когда же Лисовский вновь вернулся на юг, там его уже поджидал князь Дмитрий Михайлович. Правда, состояние войска Пожарского оставляло желать лучшего. В его отряд входили дворяне, казаки, служилые татары, мордва, мари; все они не очень хотели воевать, а старались при любой возможности дезертировать. Возможно, Пожарскому повезло, что Лисовский у Лихвина не вступил с ним в бой, а ушел к границе. Вскоре князь тяжело заболел; едва живого, воеводу увезли в Калугу.
В то время когда Пожарский сражался с врагами Отечества на поле брани, Кузьма Минин нес привычную ему службу в Москве — он ведал сбором «пятой деньги» (чрезвычайного налога) с купцов Гостиной и Суконной сотен и черных слобод. За верную службу ему было передано в вотчину село Богородское. К этим владениям были прибавлены «в пашню» еще две пустоши. В мае 1615 г. во время поездки царя Михаила Федоровича на богомолье в Троице-Сергиев монастырь Кузьма Минин в числе других доверенных лиц был оставлен «ведать государством». В июне того же 1615 г. он был отправлен проводить розыск по делу восставших татар и черемисов (мари). По дороге из Поволжья в Москву Кузьма Минин скончался и был похоронен на погосте своей приходской церкви Похвалы Пресвятой Богородицы.