Смягчённая конструкция
Шрифт:
– В общем, мы развиваемся интеллектуально, скажем, цивилизируемся.
– Как-как?
– Развиваемся, – улыбнулся Давид Ирославич. – Дело не в терминах, доктор Пост, дело в том, что развитие, как это ни странно, приводит к одиночеству и замкнутости а следовательно, к глубокой и перманентной депрессии. Нация глубоко больна, господа, и нам с вами нужно что-то делать.
– Хм, господин Кантило, вы уверены в том, что нам удастся изменить общее психологическое состояние граждан путём…
– Путём деградации? – вновь перебил доктора Дарса главный врач психиатрической клиники № 17, доктор Пост Илай Соломонович. Человек, возглавляющий
– Нет, что вы, доктор Пост, деградация не наш выбор, я как-то не особо желаю воплощаться обратно в обезьяну. Мы с моей помощницей сейчас ищем способ сделать это путём комплексного психоневрологического внедрения идеи, что мы с вами, господа, живём в прекрасном мире и что человеку не нужно пространство, что он может жить, работать и творить, а точнее, он изначально к этому привержен, в условиях, которые окружают наше существование.
– То есть, другими словами, вы хотите изменить фундаментальную структуру природы и внедрить в мозг общества постулат о том, что оно рождено в клетке и это нормально?
Кантило улыбнулся и, сделав ещё один глоток, медленно кивнул. Я оглядела всех присутствующих, пыталась поймать их реакцию на озвученный план. Главврач, сморщив лицо, глубоко задумался, его глаза пронзали пространство, а мозг вдруг покинул голову и ушёл в мир размышлений. Руководитель отделения нарушения сознания доктор Дарс немного приподнял уши и сжал губы, ему явно не по нраву эта идея. Но, к сожалению, такое фундаментально изменение удаётся понять не всем, большинство думают прямыми линиями, и им тяжело изменить этот поток. А человеку с расстройством, пусть и лёгким, это вообще не дано понять. Как это ни странно, но все работники всех посещённых нами клиник во всех городах так и не смогли понять то, что является единственным выходом в сложившейся неблагоприятной ситуации на планете. Мы живём в нескольких городах, со столицей нации ГолдГрадом, где и восседает его Преосвященство Ром, остальная планета практически не пригодна для жизни: радиационные пустыни, пересохшие реки, ядовитые болота и подобные не сочетающиеся с жизнью объекты, что когда-то, очень давно, создали люди, обезумев от власти и денег.
– Что скажете, мадам? – спросил Кантило, делая глубокую затяжку.
– Из всех, с кем нам удалось пообщаться, только Пост не отреагировал как все остальные, – я спустилась с крыльца входной группы клиники. – Он задумался, причём у него я не увидела даже первых негативных мыслей.
– То есть он изначально стал думать о возможности воплощения этой идеи?
– Скорее всего, да, точнее не скажу, для этого нужно поработать, – я вновь подняла голову, рассматривая здание клиники, благо дождь прекратился.
– Ну, хорошо, тогда остаёмся здесь и попробуем поработать с Постом.
– Как скажете, Давид Ирославич, как скажете.
– Ого, что за безынициативность?
– Всё в порядке, я тут чувствую себя как дома, и здесь мы, наконец, что-то нащупали, так, что я с вами согласна.
– Ну, хорошо, – буркнул начальник и, бросив бычок в урну, зашёл в клинику.
– Ну что же, остаёмся и работаем.
Темнота внутри меня, я её чувствую, она, словно мазут, обволакивает всё, и, я так подозреваю, от неё очень не просто избавиться.
Опять, я опять в этой сраной комнате, ну почему именно эта чёрная комната, почему тут? Свет, да, я вижу свет, не то тусклое свечение, а свет, мы стоим в комнате, и она уже не такая тёмная. Мы, я и она.
– Анна? Анна, это ты? – дрожащим голосом я спросил стоящую ко мне спиной женскую фигуру.
– Я? – отозвалась девушка и повернулась. Тёмные волосы средней длины, и… И больше ничего не понятно, но я точно знаю её, я её хорошо знаю, она близка мне, но кто она?
– Ты?
– Мне кажется, что тебе следует что-то сделать с этим.
– С чем? – недоумённо спросил я.
– Вот с этим, – девушка указала на мою правую руку, и я охренел от неожиданности.
В руке была зажата или зажато что-то совсем мне непонятное, полуметровый конусный хвост, оканчивающийся маленькой ужасной и противной головой, похожей на ребёнка и старика одновременно. Вся эта тварь была в какой-то прозрачной слизи и очень яростно пыталась меня укусить за кисть. Как будто я держал голову злой собаки, что пытается по приказу хозяина укусить меня, изворачиваясь и постоянно клацая челюстью. Я инстинктивно сильнее сжал руку, не давая твари сделать своё дело. Огляделся и приметил высокий стол, об который и стал бить хвостом ублюдка. Удар, ещё удар, я вкладывался в каждый размах на всю имеющуюся у меня силу, но результата это не давало, и я услышал равнодушный женский голос.
– Не помогает.
– Сука, да что это такое?! – заорал я и, перехватив тварь за хвост, стал пытаться размозжить эту маленькую страшную головку о столешницу. Я бил со злостью, долбил её о стол со всей мощи, адреналин дал больше сил, и мне показалось, что стало получаться, так как послышались хрусты и хлюпанья при каждом соприкосновении головы со столом, но при этом эта сучья тварь не прекращала попыток ухватить меня и попытаться отгрызть кусок плоти. Я стал осторожничать, боясь, что на размахе оно всё-таки меня зацепит. На сотом ударе я остановился и, подняв руку, попытался рассмотреть, что осталось от зубастой головы, но меня пронзило исступление, злость испарилась в ту же секунду, уступив место отчаянью и ужасу. В руке у меня была маленькая девочка с разбитой головой.
– Что? – проскулил я, не понимая происходящее. – Что это такое? – я поднял глаза на девушку, попытался уловить её взгляд, но наткнулся лишь на пустые тёмные глазницы, безразлично смотрящие в мою сторону.
– А ты думал, что будет всё просто?
– Что просто? О чём ты? – я почувствовал тот ужасный и настоящий тёмный страх внутри, он поглощал меня, не давая ничего подумать.
За окном послышался крик, я глянул на открытое, но зарешёченное окно, там темнота и крики, просто истошные крики без слов.
– Кто это? – спросил я девушку, поворачиваясь, но её не оказалось в комнате, а вся комната была в брызгах и кровяных потёках. Я опустил взгляд на руку, но там не оказалось ребёнка, там была темнота, я по пояс был в густой темноте. Не видно ног, лишь тьма, безумно пугающая тьма, словно я стою у входа в преисподнюю. И шёпот, тихий, но леденящий шёпот, пронзающий насквозь, затрагивающий все внутренние струны страха.
– С-о-н-а, С-о-н-а, т-ы у-б-и-л е-ё…
Я заорал, я заорал что было мочи, и это был не крик, это был испуганный до безумия ор, вырывающийся изнутри и выворачивающий меня наизнанку, и я проснулся.