Смятение сердца
Шрифт:
Полуобернувшись, Эмили встретилась с мрачным взглядом Митча. Не удивительно, что овцы испугались.
— Возвращайтесь в машину! — крикнул он.
— Нет. — Она мотнула головой — для убедительности и чтобы отбросить с лица мокрые волосы. Ей самой ее отказ казался бессмысленным детским капризом, как и бегство из машины, но выдержать его неизбежные расспросы?.. Нет, ни за что!
— Я помню, вы говорили мне как-то, что вам всегда трудно сказать слово «нет». — Митч начал обходить машину кругом, ни на секунду не отрывая от нее глаз. — Что вы всегда
Эмили изо всех сил боролась с желанием повернуться и побежать.
— Может быть, объясните мне, что изменилось? — спросил он строго.
Очевидно, ничего не изменилось, поскольку, несмотря на ее близкое к истерике «нет», несмотря на все желание быть сильной и не поддаваться слабости, она все-таки выскочила из автомобиля. И теперь в состоянии, близком к гипнотическому, Эмили смотрела, как он неторопливо приближается к ней. Тут ей вспомнилось, как тем вечером он надвигался на нее на веранде дедушкиного дома, и она повернулась и зашагала, спотыкаясь, вдоль шоссе. Она услышала его досадливое восклицание, затем чавканье тяжелых башмаков по сырой земле у себя за спиной. И ощутила его стальные пальцы на своем предплечье. Митч развернул ее к себе лицом.
— Что происходит, Эмили?
— Мне было необходимо выйти, — начала она. — Я не могла дольше оставаться в машине…
— Клаустрофобия?
Эмили помотала головой.
— Что же тогда? Внезапно захотелось прогуляться?
Чтобы спрятаться от пронизывающего холода его прищуренных мрачных глаз, Эмили зажмурилась, но он привлек ее ближе к себе, и по ее коже пробежал легкий трепет. Она знала, что причина этого — в исходящем от него тепле, запахе, в особенном звучании его голоса, низком, напряженном, которым он объяснял, что даже маленький Джошуа знает, что не следует мокнуть под дождем.
Подтекст этих слов несколько отрезвил ее. Он что, считает ее ребенком, нуждающимся в его опеке? Эта жестокая истина должна была перестать терзать ее еще много месяцев назад, но заноза, уязвившая ее гордость, сидела слишком глубоко.
— Я не ребенок, Митч. И говорю вам, что прогулка под дождем для меня сейчас более приятна, чем возвращение в автомобиль.
— Вы испугались дождя? Все шло хорошо до того, как понадобилось включить дворники. — Сдвинув темные брови, он пытался провести журналистское расследование. — Когда вы попали в аварию, тоже шел дождь?
Ее глаза в замешательстве метнулись в сторону. Прямое попадание!
— Что случилось, Эм?
Он крепко и решительно сжал ее предплечья обеими руками, горячими, несмотря на дождь, и Эмили набрала в грудь побольше воздуха. Потом подняла на него глаза и медленно выдохнула. Он не отпустит ее, пока не получит ответа, это ясно.
— У меня угнали машину. Тогда был поздний вечер и, да, шел дождь… Этот бандит так меня напугал, что я дышать не могла, не то что рассуждать…
Она произнесла это сбивчиво и торопливо и затем почувствовала, как пальцы Митча слегка разжались. Теперь и дождь, и холод, и атмосфера — все как-то сразу утихло, смягчилось, разрядилось. И время как будто остановилось…
— Когда это произошло? — спросил он.
— После того как ушла от вас… я нашла работу няни в семье одного врача, в Сиднее, и тем вечером — у меня был выходной — поехала в кино. В центр города. — Она не смогла сдержать дрожи. — После этого я не могла уже больше у них оставаться. Там было трое детей, их надо было возить в спортивные секции и покупать тонны продуктов. Я вернулась в Пленти. Нужно было разобрать дедушкины вещи…
Больше ей было некуда возвращаться.
Одно бесконечное мгновенье Митч не находил слов. А затем ему пришлось спросить о самом болезненном — надо было разыскать этого подонка и разорвать его на куски.
— Он что-нибудь вам сделал?
— Нет. Он мне угрожал и напугал до смерти, но только вытолкнул из машины и…
Она сморщилась, и он понял, что причиняет ей боль, снова невольно сжав пальцы, но к черту это…
— Он вытолкнул вас из машины? А нас вы заставили думать, что всего лишь попали в банальную аварию. Проклятье!
Митч почувствовал, как она съежилась под его руками, и, разжав пальцы, виновато погладил ей плечи. Внутри него клокотали ярость, досада, жажда мести, стремление защитить.
— Почему вы все-таки ничего не сказали толком?
— Я потеряла дедушку, потом свою долю наследства. Потом дом. Потом самоуважение. Вы думаете, этого было недостаточно, чтобы и без того чувствовать себя жертвой?
— Мы могли бы помочь…
— Чем? — воскликнула она с резкостью, столь ей не свойственной, и он невольно отступил назад. Эмили воспользовалась этим и, высвободившись, стала растирать руки, словно желая стереть следы его прикосновений.
Ложный шаг, Эмили! Митч почувствовал раздражение.
— Прежде всего, я не стал бы садиться на пассажирское сиденье на нашем первом уроке вождения. — И командным голосом указывать ей, что делать. Занятия следовало проводить Джулии или Шанталь — короче говоря, кому-то из женщин. — И я не заставил бы вас ехать под дождем.
Не следовало позволять ей и стоять под ним. Какой-то грузовик замедлил ход, словно намереваясь притормозить, и Митч нетерпеливо махнул водителю рукой, потом помотал головой, поражаясь абсурдности ситуации. Почему они обсуждают эту проблему, стоя на обочине дороги, под дождем? Не спрашивая ее согласия, он решительно подхватил Эмили на руки и зашагал к машине.
Через несколько шагов она начала сопротивляться. Он, насколько мог, не обращал на это внимания, только крепче держал ее.
— Поставьте меня на землю! — пропыхтела она.
Он повиновался, позволил ей встать на ноги, но продолжал удерживать ее одной рукой у автомобиля, а второй только потянулся к дверце, как Эмили резко втянула в себя воздух и замерла. Ее жакет распахнулся, а блузка на груди промокла насквозь… Он задержал дыхание.
Малышка Эмили Джейн Уорнер уже давно не была малышкой.