Смятение
Шрифт:
– Куда как слишком, – согласно кивнула Полли.
Когда кофе и ликеры были на столе, Арчи предложил им обеим по сигарете, от чего они обе отказались: Полли потому, что пообещала отцу не курить до двадцати одного года, а Клэри потому, что она разок уже попробовала и больше ей незачем было пробовать никогда. Полли сказала:
– Ты объясняй, Клэри, у тебя это куда лучше моего получится.
Вот она и поведала ему, что они становятся слишком перезрелыми, чтобы просто и дальше делать уроки с мисс Миллимент, что, хотя с этим в общем согласны все, зато нет абсолютно никакого согласия по поводу альтернативы.
– Дюши
– А вы обе что хотите делать?
Она взглянула на Полли, которая тут же выпалила: «Ты первая, Клэри».
Не в первый раз за вечер она пожалела, что не была с Арчи одна, потому как не была уверена, что они с Полли хотят одного и того же. Тем не менее она постаралась вовсю:
– Я того хочу, чтоб набраться громадного множества опыта жизни. Дома я просто стремительно упускаю его, понимаете. То есть что-то новое я почти всегда узнаю из книг, это интересно, но не то же самое, потому как, если бы такое произошло со мной, не знаю, согласилась ли бы я с тем, как оно было. Полли говорит, что не знает, зачем она тут, и я прихожу к тому, чтобы согласиться с ней. Про себя то есть. Мы не похожи на Луизу, понимаете. Она всегда хотела стать актрисой.
– Ты могла бы стать писателем, – напомнила ей Полли. – Когда-то ты говорила, что хочешь именно этого. Я пишу, конечно, но и Луиза тоже это делает. Она все время пишет пьесы, только для нее это не главное.
– Ну, теперь я не настолько уверена. У меня такое тягостное чувство, что люди уже все написали. Вот и чую, что я во всем этом дико запуталась. Только не знать не означает, что я строевым шагом поскачу заниматься тем, что, по-ихнему, было бы мне полезно. Они-то, советуя, тот смысл вкладывают, что это было бы надежно, буднично и на самом деле не навлекло бы зла. Меня надежность не очень-то интересует.
– Есть одно, о чем мы думали, – заговорила Полли. – Хорошо бы нам с Клэри иметь домик в Лондоне, где мы могли бы жить сами по себе.
– И на что бы вы жили? – поинтересовался Арчи.
– Ой, легко! Теперь у нас у обеих есть содержание. По сорок два фунта в год у каждой. Если не покупать одежду и всякое, то мы могли бы легко платить за еду, электричество и всякое такое. А если бы этого не хватало, – прибавила Клэри, видя выражение лица Арчи, – мы могли бы в магазине работать.
– Или, помнишь, ты говорила, – напомнила Полли, – что кондукторы в автобусах получают по два фунта и десять шиллингов в неделю, и, пока война будет идти, как сейчас, на эту работу, наверное, станут брать женщин.
– И еще Полли говорит, что хочет на вечеринки ходить, потому как нечасто-то нам удается с тех пор, как мы были детьми.
– Ну, ты тоже на них ходить хотела.
– Только затем, чтобы узнавать людей с большим разнообразием в образе жизни.
Впоследствии она подумала, что Арчи был очень хорошим слушателем. Он никогда не перебивал, ни от чего пренебрежительно не отмахивался. Он дал им высказать все свои «за» насчет каждой высказанной идеи, заметив: «Вы мне поведали только о «за», возможно, потому, что никаких «против» вы не уловили».
Итак, через все это они прошли. Согласились, что дома оставаться не хотят, но учить французский было бы благом, где бы они ни находились. Согласились, что, возможно, было бы полезно научиться готовить, только это не просто готовка, а еще и научиться выбирать прислугу и гладить жутко сложную одежду, какой у них никогда не будет. «Во всяком случае, Полли и впрямь понадобится прислуга в доме, когда он у нее появится, а я, может, легко стану социалисткой, потому как те больше следят за тем, чтобы быть справедливыми к людям, и мы всегда можем есть из мисок или делать сэндвичи, которые обе обожаем». Ни одна из них не видела особенного «за» в школе домоводства. Когда пришел черед стенографии и машинописи, позиции их оказались слабее. Арчи обратил внимание, что, когда их призовут, наличие какого-либо подобного умения почти наверняка обеспечит им лучшую возможность для интересной работы. «Хотя, – сказала она тогда, – не думаю, что женщинам позволяют заниматься чем-то по-настоящему интересным. Им позволено быть убитыми на войне, но никак не самим убивать в ответ. Вот вам еще одна несправедливость».
– Вы превосходно знаете, Клэри, что питали бы полнейшее отвращение к убийству кого бы то ни было.
– Не в том суть. Суть в том, что, будь у женщин равная ответственность во всем, что касается войн, так их у нас и не было бы. Такова моя точка зрения.
– Она наполовину хочет быть пацифисткой, как Кристофер, и в чем-то я с этим согласна, – сказала Полли. – Только она еще хочет уметь летать на аэропланах и командовать подводной лодкой, что, вы должны признать, Арчи, не очень логично.
– Все равно, я, по-моему, понимаю, что она имеет в виду, – ответил Арчи.
Клэри зарделась: самый понимающий человек, какого она когда-либо встречала. И сказала:
– Желания могут быть непредвиденными. – Она попыталась неприметно облизнуть губы, но увидела, что оба собеседника следили за ней. – Разве не чудно, как «Гранд Марнье» оказывается снаружи бокала? Удивительно, что внутри еще хоть что-то осталось».
Арчи сказал, что, оставляя в стороне их пожелания, какой должна быть жизнь, им придется осознать, что она такое, и, по-видимому, учитывая статус-кво, они могли бы счесть курс на секретарство полезным. Идея университета была отклонена.
– Мы даже на школьный аттестат не сдали, – сказала Клэри, – и у меня такое ощущение, что многие годы мы учились всему не тому, чтобы одолеть это.
– Да просто эта несчастная мисс Миллимент хотела от нас того, чего ей самой хотелось, – сказала Полли. – Она куда башковитей нас. Учила нас всякому, – добавила она, – большая часть чего не годилась для сдачи экзаменов.
– А куда мы сейчас идем? – спросила Клэри, когда они, выйдя из ресторана, пошагали по темной узкой улице.
– Домой, я полагал. У вас есть какие-то другие идеи?