Смысл
Шрифт:
Заработали наши зенитки. Кто-то кричал. Кто-то стрелял в воздух.
Николай лежал и ждал.
Оружия у него не было.
«Вот это и есть первый бой?» – мелькнула мысль.
«Бой, в котором я не сражаюсь, лишь жду…»
Рядом разорвалась бомба.
Грохот был оглушительным и тяжёлым. Над ним прошла волна неведомой силы, а землю затрясло так, что тело его подскочило. Николай зажмурился и прижал руки к голове, закрывая уши.
Когда он открыл глаза и убрал руки от ушей, до него сразу донёсся стон человека.
Вокруг было дымно,
Николай пополз на стон.
Недалеко от него в поле виднелась огромная воронка от бомбы. Около этой воронки лежал человек в форме рядового и стонал. Приблизившись к нему Николай увидел, что весь правый бок солдата изодран осколками, а ноги перебиты и не двигаются.
Раненый терял кровь и стонал всё тише.
Воздушный налёт продолжался.
Надо было спасать человека.
Николай приподнял солдата. Тот был такого же телосложения, что и сам Николай. Николаю было нетяжело. Нужно было быстро спрятаться под деревьями. До них было около двадцати шагов…
Немного сгорбившись под своею ношей, ощущая спиной разгорячённое тело раненого, твёрдым шагом Николай шёл к цели – к деревьям… А над ними проносились самолёты…
Оказавшись под спасительной тенью, Николай осторожно положил раненого на землю, снял с себя нательную рубашку, разодрал её на полосы и перевязал раны солдата. Кровь остановилась, стала запекаться на этих солдатских бинтах, или её уже оставалось слишком мало в этом израненном теле…
Николай прислонил солдата к стволу дерева, достал свою фляжку и дал ему попить воды. Тот глотнул несколько раз. Глаза его были закрыты, он уже не стонал. Наверно устал. Он выглядел уснувшим. Николай не стал беспокоить его.
Пока Николай перевязывал солдату раны, воздушный налёт закончился. Наши зенитчики сбили один вражеский самолёт, который упал за лесом, откуда поднималось вверх тёмное облако дыма. Остальные налётчики улетели восвояси…
Испачканные, некоторые раненые, люди медленно собирались у разбомбленного эшелона. Несколько вагонов были сильно повреждены. Требовался ремонт.
Николай побежал к эшелону за санитарами. В эшелоне был санитарный вагон, но там никого не оказалось. Все ушли собирать и перевязывать раненых в поле.
Николай увидел бредущего Алтунина и, подбежав к нему, сказал:
– Давай возьмём носилки у санитаров в вагоне – надо перенести раненого человека.
Алтунин не стал ничего спрашивать и последовал за Николаем в вагон.
Носилки нашли сразу, как только зашли в вагон. Схватив их за ручки быстро побежали к перелеску.
Когда они оказались возле раненого солдата, чтобы положить его на носилки, он уже не дышал. Голова его бессильно свесилась на грудь, глаза были закрыты. Могло показаться, что солдат спит после тяжёлого дня. Но это было не так…
Солдат умер.
Это была первая смерть, которую Николай увидел на войне.
36
Вечером всё ещё продолжался ремонт поезда.
Всех раненых перебинтовали и оказали им
Убитых было пятнадцать.
Пятнадцать человек.
Пятнадцать человек погибли в первом для них бою, многие из них ни разу не выстрелив по врагу…
Ужин уцелевших людей проходил в молчании.
Перед ужином разлили по кружкам спирт и не разводя водой выпили за погибших.
Николай выпил спирт впервые в жизни. Жидкость обожгла горло и перехватило дыхание. Но он выдержал… Он выпил за солдата, которого не дождутся дома… И мысленно пообещал ему бороться с теми, кто убил его… Сражаться и победить. Обязательно победить. Иначе и жить не зачем…
У Николая стало ещё больше причин идти на войну.
И он шёл…
Точнее ехал.
37
Фронт встретил их отдалённым гулом взрывов. Ожесточённые бои шли уже неделю.
Стояло пекло. Середина лета.
После того, как они с орудиями выгрузились на полуразрушенной станции, прошло более суток. За это время они создали колонну на дороге, которая вытянулась вдоль станции и уходила вдаль, скрываясь за поворотом.
Николай оказался в кабине тягача. Этот тягач тянул огромную пушку. С этой пушкой Николаю предстояло воевать. Когда пушку цепляли к тягачу, он нежно погладил холодную, выкрашенную в тёмно-зелёный цвет, сталь орудия.
Колонна двинулась в сторону фронта и с каждым часом приближалась всё ближе и ближе к передовой линии – это линия соприкосновения с врагом.
Сидя в тесной душной кабине рядом с шофёром, Николай обливался потом. Гимнастёрка неприятно липла к телу, капли солоноватой жидкости стекали по лицу, попадая в глаза. От этого глаза пощипывало и ему приходилось часто моргать и вытирать лоб правым рукавом, который уже был насквозь мокрый.
Алтунин с Борисовым удобно устроились на зачехлённом орудии. Но там тоже было невыносимо жарко.
Из окна тягача были видны следы прошедших боёв. На полях, изрытых воронками разрывов, были видны солдаты. Большинство из них собирали тела убитых и относили на захоронение, другие собирали уцелевшее оружие и боеприпасы для дальнейших боёв. Кое-где на поле была разбитая техника. Несколько подбитых танков продолжали гореть, выжигая траву вокруг себя. Один вражеский танк не горел. С повреждённой башней он стоял невдалеке от дороги.
– Тормозни, – попросил водителя Николай, – передохнём немного.
Так как их тягач был замыкающий в колонне, они никого не задерживая, остановились у обочины. Николай выскочил из кабины с удовольствием разминая затёкшие ноги и проветривая запотевшее тело, хотя ветер был тёплым.
Подойдя ближе к танку со свороченной набок башней, Николай внимательно осмотрел это вражеское «чудище». Башня этого подбитого танка, как «голова чудища», так отошла от «тела», что можно было увидеть толщину брони – «шкуру» этого «чудища». «Шкура» была толстая.