Снайпер. Дара
Шрифт:
Шли дни. Курсанты втягивались в походный ритм, в обитание на самой неприветливой территории, не радующей ни источниками воды, ни тенью. Более того, условия скрытности, выполняемые неукоснительно, требовали маскироваться на открытых участках, где нет сколько-нибудь существенных ориентиров. То есть — посреди чистого поля среди низкой травы, не закрывающей обзора. Днём сон товарищей оберегали дежурные, а ночью во время перехода бдили все. Ни тяжесть за плечами, ни усталость до хриплого дыхания не освобождали никого от необходимости контролировать обстановку.
Выключенные средства связи создавали впечатление оторванности от остального мира. Изредка по дороге, оставленной в стороне, проезжал грузовик, от которого,
Тем не менее, положение в городе делалось всё более и более тревожным — патрули на улицах, карточная система распределения продуктов питания. Оставалось только недоуменно пожимать плечами, разбивая камнем крупный мосол, чтобы добраться до костного мозга. Ну и дикий горошек тут встречался на каждом шагу, оплетая нижние части суставчатых стеблей, вымахавших чуть не в рост человека злаков.
Количество подножного корма на Прерии огромно, даже если не рыбачить и не охотиться — от голода страдать не придётся.
Ребята, тем временем, втянулись в походный быт, используя и возможности окунуться в любом встречном водоёме, и случаи спустить курок по достойной выстрела дичи — ни у кого даже мысли не возникло тащить с собой продукты на всю дорогу, а мясная диета стала привычным делом.
Травянистая равнина сменилась тоже безлесной местностью, но сильнопересечённой — овраги, каньоны, промоины, балки. В низинах — озерца, окружённые кустарником. Раскидистые ивы, плотные купы тальника. Топкие берега ручейков. Дорога осталась далеко в стороне — кто же станет ездить через такие неудобья! Маскироваться здесь куда проще, чем в равнинной прерии, но от ночных переходов пришлось отказаться — спутник, заменявший земную Луну, из-за горизонта показывался только в предутренние часы, а ровных мест по пути почти не встречалось. Потом и вовсе пошла зелёнка, начались предгорья, и курсанты объелись диких бананов. Пришлось остановиться, дабы от всей души удобрить окрестности временной стоянки. Следующий переход был половинным — не все восстановили силы.
К моменту получения условного сигнала группа углубилась в леса горного участка неподалеку от Плесецкого перевала — сразу вышли к дороге, где дождались грузовика, посланного за ними. И поехали на сложенной в кузове груде мешков, чувствуя себя просто фон-баронами. Душа Дары была встревожена ожиданием недоброго, но своё дело она исполнила настолько хорошо, насколько вообще была в состоянии. Очень опасных мальчонок и девчушек подготовила.
«Бороться за свое счастье» — столь неординарной задачи наверно не получал ни один агент «под прикрытием» за всю историю. Что реальную, что книжную. И, тем более, обидно было констатировать полный «провал», ввиду очередного, четвертого по счету, исчезновения предмета ухаживаний из поля зрения. Видимо, почувствовал «объект осчастливливания» неуклюжее внимание к своей персоне и решил поберечься.
Впрочем, в этот раз дело не дошло даже до оказания знаков внимания. А вот нечего было скрывать собственную нерешительность и рефлексию под видом «комплексного плана агентурного внедрения». И удивляться тут нечему — известно ведь почему в войсках не любят школьных отличников: — легко щелкающие учебные задачки, они совершенно теряются в реальной нешаблонной обстановке. Как только условия ставятся некорректно, что в реальной жизни происходит постоянно, так и решения перестают находиться.
Подобного рода размышлениями и накручивал себя Вадим перед предстоящим разговором. Деваться ему было некуда — своими силами проблема явно не разрешалась.
— Явился, везунчик. — Буркнул «начальник лагеря», которого все называли почему-то исключительно по отчеству — Фадеич. — Хорошо, что действительно сам пришел, а не принесли. Дошло, значится до тебя, дубоголового, что даже рысенку в собачьей своре не место, а уж «федералу» в лагере Ассамбелеи… Особенно, если принять во внимание, творящееся ныне в городе форменное безобразие. Но силен!
Фадеич сдвинул очки на лоб, внимательно рассматривая стоящее перед ним чудо, а Вадим, стараясь держать взгляд неподвижным а лицо невозмутимым, судорожно припоминал детали и искал выход из ситуации. Боковое зрение давало малоутешительную картинку — затылок прямо-таки чувствовал присутствие за спиной парочки недружелюбно настроенных организмов — а то, что видели глаза прямо перед собой, и вовсе не оставляло никаких шансов — на бедре лагерного бугра висел «медвежий» пистолет. Это чудовищное, под охотничий патрон — порождение кустарного производства — никто из местных на навесит на себя просто ради красоты: если прикрепил к поясу, значит стрелять из него он умеет. Из любого положения, прицельно и навскидку, на звук, а то и вовсе не просыпаясь.
Так что шансов никаких, особенно принимая во внимание, что в одном стволе пуля, а в другом, по местным обычаям, картечь. Остается только поговорить, тем более, что начальство пока не свело разговор к простому: «Руки за голову».
— Да не волнуйся, — Фадеич опустил очки назад, но взгляда не отвел, — никто тебя под замок сажать не собирается. Тем более, что поставил себя ты действительно правильно, да и дело сделал важное. Я, честно говоря, как ситуация под горку пошла, все ждал неприятностей. Так что спасибо — избавил старика от волнений. Но пришел ты вовремя, через два часа будет коптер, так что довезем тебя к своим в целости и сохранности, если глупостей вытворять не будешь. Ну и спасибо тебе за науку — деньгу за труды твои сброшу вечером, не сумлевайся.
Начальство, умостило седалище на стул и потянулось левой рукой к стопке бумаг, видимо считая ситуацию разрешенной, а аудиенцию законченной. Тени за спиной перестали сверлить затылок глазами, но никуда не ушли — похоже, до самого отъезда «общество» ему обеспечено даже в «зеленом домике». Вадим тряхнул головой — за монотонной и дружной жизнью лагеря, перипетии противостояния «ассамблейцев» и «федералов» в городе, где дело дошло уже до строительства баррикад и блокпостов (правда, пока, действительно, без стрельбы), воспринимались скорее как блажь, к жизни отношения не имеющая. А вон оно как повернулось.
— Мне бы с Дарой перед отъездом поговорить. Надо.
Начальство, так и не успев взять бумагу с верха стопки, схватилось обеими руками за голову, одновременно с этим «тени» за спиной неслышно растворились в окружающем пространстве. Как и не было их.
— Что ж ты столько времени муму водил? Эх, молодежь, нашли время сердечные дела решать. Цыц! Сам понимаю, в каком месте вы меня видели с моими советами. Но где я тебе прям щас девку возьму, если нет её?
— Как нет?
— А вот так, на полевом выходе они… — ляпнул Фадеич, и тут же, спохватившись, сердито сверкнул глазами из-под очков. Некоторое время он барабанил пальцами по столу, потом решительно выволок из ящика приличного размера коробку с металлической крышкой. Кажется, из-под чая.
— Решим так. Ты ведь последний отчет написать успел? Не дергайся, я с понятием. Так вот — на марше группу тебе не найти и не перехватить, но точка финиша известна, могу отправить тебя туда — квартирьером. Девочкам после перехода вместо хозработ отдохнуть будет только приятно. Так что решай — если действительно поговорить надо, то все звукозаписывающее-передающее складывай в эту коробочку, поедет она к твоим вместо тебя. А тебя мы, так и быть, подбросим. Не на само место, извини, двести километров потопать придется… Ну, так что?