Снайпер. Дара
Шрифт:
Интересно — этот парень не разрушил мир вокруг, а только дополнил его своим присутствием. И если уж быть совсем честной перед самой собой, она рада, что Вадим здесь.
Проснулась она оттого, что в вечерний концерт прибрежных лягушек вплелся новый элемент оформления. В звуках беспечного хора появилась забавная скользящая пауза, как будто певуний кто-то заставлял замолкать. И этот кто-то приближался вдоль кромки воды.
— Не придёт она, — послышался голос Луки.
— Уверен? — приглушенно отозвался Вадим.
— Она умная. Я вот ей харчей оставить решил, а она
— Вадим, — пауза заполнена негромким сопением, выполненным дуэтом.
— Лука. Только, хоть и силён ты, а всё одно я её за себя возьму, потому как девка она славная, и ежели кто за ней гоняться станет, так я мигом роги-то поотшибаю.
— Рад знакомству, — в голосе Бероева слышна внутренняя ухмылка. — Я тоже считаю Дару в высшей степени достойной девушкой, но гоняться за ней не стану. Можем ли мы считать конфликт исчерпанным?
— Э-э… а чего ты тут выкарауливаешь тогда? Чего на катере не уехал?
— В гости зашёл, проведать старую знакомую.
— Ага, ага. В гости. На ночь глядя. А ну иди отсель, пока я тебе ноги не повыдергал, — послышалась возня и усиленное сопение.
Какой уж тут сон! Как бы Бероев не сломал чего этому честному пейзанину! Дара стремительно выскользнула из-под положенного на неё неизвестно кем воздушного платка и бросилась к месту событий.
Парни, оба коренастые и крепкие, стояли, вцепившись друг другу в плечи и натужно пыжились, стремясь завалить противника исключительно грубой силой. От напряжения мышцы у них резко обозначились, а на шеях вздулись жилы. Картина маслом!
— Привет, богатыри, — только и сказала. А они уже отпустили друг друга и теперь переминались с ноги на ногу, потупив взоры, словно нашкодившие пацаны, застигнутые во время шалости строгой учительницей. — Лука, а что ты принёс? — решила она немного отомстить Вадиму, правда, сама не поняла за что.
Разглядывание содержимого объёмистого мешка сопровождалось одобрительными замечаниями и похвалами предусмотрительности Луки. Замершего в нерешительности Бероева отправила за дровами, а сама принесла утопленную в камышах сковородку, достала из своего рюкзачка бутылку с маслом и принялась помогать в стряпне, словно признав себя недостойной высокого звания повара рядом с признанным мастером.
Вадим с непроницаемым лицом занялся чисткой оружия. Казалось бы весь такой спокойный и доброжелательный, однако обостренные чувства Дары улавливали досаду парня в случайном движении, в сдвинутых на секунду бровях, в закушенной словно от усердия нижней губе, и Дара внутренне улыбалась, смакуя и впитывая в себя его недовольство. Ага, значит, бегать за ней он не собирается? Ну-ну!
Лука же, напротив, буквально цвёл, поясняя, почему резать нужно так, а помешивать этак. Вся эта ситуация забавляла, заставляла чувствовать себя кошкой, добравшейся до сметаны, когда все удовольствие еще впереди, и Дара невольно щурилась, глядя на костер, чтобы скрыть смеющиеся глаза.
«Мальчики» вели себя примерно, даже не глядели друг на друга. Готовящееся блюдо, оказывается, называлось «кавардак» и уже «доходило», когда неожиданно, словно из лучей заходящего за горы солнца, выткался бесшумно идущий со снижением параплан. Заметили его ровно за полминуты до того, как ноги пассажирки уверенно утвердились буквально в нескольких шагах от места готовки.
— Привет, Лука! Здравствуй, Дара. И тебе, Вадик, не болеть, — радостно воскликнула Маруся, контролируя опадание купола и манипулируя стропами.
— Здравствуй, — первым отреагировал на появление нового лица Бероев. — А у вас тут, оказывается, весело, — добавил он, метнув на гостью восхищённый взгляд.
Дару словно по сердцу скребнуло. Точно. Ведь группа преследования добралась до Лавровки через час-другой, после Маруси. И провела там ночь. Успели, значит, познакомиться. Радужное настроение пошло на спад, и опять она не показала виду.
— Ну что же, ты, Лука, — деловито распорядилась Дара, — накрывай на стол.
В сторону Маруси только кивнула.
За ужином местные обсудили проблемы поисков дяди Сидора, которому парапланеристка привезла летковый клей, и про которого Февронья сказала, что он нынче в Глухой долине, но на звонки не отвечает — вне доступа сети.
Выяснилось, что дядька этот побёг в Легунцы проверять борти, а когда кто работает возле пчёл, то средства связи держат выключенными.
Сумерки на Прерии короткие. Только Гаучо скрылся за зубцами Большого Хребта, а уже и темнота настала. Маруся безмятежно забралась на циновку в укрытии, устроившись между мужчинами, а Даре предстояло решиться последовать ее примеру. Нет, она уже давно поняла, что в полевых условиях тут не смотрят на пол соседа по ложу — ночные ласки достаются прикладу ружья. И выбора — рядом с которым из парней лечь, вроде и не было на самом деле. В другом затруднение — она ещё ни разу в жизни не лежала рядом с мужчиной. Даже тогда, с Игнацио, до этого дело так и не дошло! А если Он обнимет… и руку куда положит…
Наверное, для искушенной женщины подобных вопросов просто не существует, но для неё это может оказаться нелёгким испытанием. Впрочем, она ни капельки не сомневается, как поступит, но вот так вот просто взять и самой прийти! Прямо сейчас?!
Делая вид, что завершает хозяйственные дела, Дара задумчиво пересмотрела продукты, что притащил Вадим. Потом перебрала горку, куда выгружал свой мешок Лука. Рука скользнула по банке знакомой формы. Открутила крышку — варенье. Крыжовник. Усмехнулась про себя, вспомнив, как мохнатик высказался про Вадима: «Твой Бероев». И поставила подношение на то самое место, куда и в прошлый раз. И уж пора на боковую, но стоит ли так просто сдаваться?
Да и спать пока не хотелось. Какой уж тут сон, когда от одних мыслей бросает то в жар, то в холод. Посидела, глядя на угли костра. Очень успокаивающее занятие. Пыталась унять тревогу, сохраняя неподвижность, пока притворное сопение за спиной не сменилось тихим дыханием трех уснувших людей. Известный фокус взвинченного организма — чем сильнее человек напряжен и волнуется, тем незаметнее и коварней подкрадывается к нему сон. Вот только к ней он никак не идет…
Так и сидела, пока пришедшая в голову мысль не разрушила очарование — она ж так совершенно ничего не видит! Приходи, кто хошь и выбирай себе самого вкусного — часовой все равно, кроме пламени костра различает только смутные тени на краю своего сознания. И, словно в продолжение этих мыслей, со стороны раздался тихий звук.