Снайперы Первой мировой

Хескет-Притчард Х.

Естественно было, что, когда вновь обученный снайпер впервые приступал к работе на фронте, он проявлял больше охоты к стрельбе, чем к наблюдению с телескопом; но тем не менее, на мой взгляд, наблюдатель заслуживал больше уважения. Дело наблюдения было очень трудное, в особенности летом и тем более на местности с известковой почвой. Самые счастливые, быть может, дни в нашей жизни были проведены с телескопом Росса, в наблюдении германских окопов из какой-нибудь точки на нашей передовой линии, или немного позади, дающей возможность наблюдать широкую полосу местности за неприятельским позициями. Это занятие было настолько увлекательно, что за ним часто забывался холод и голод.

Такой наблюдательный пост был вблизи деревни Бомон. Была осень 1915 года,

и растительность начинала оголяться от листьев; самое выгодное время для обнаружения постов противника. В конце деревни в расположении противника находилась изба, поврежденная артиллерийским огнем, но хорошо видимая. В стене ниже гребня крыши, зияла большая дыра неправильной формы, от снаряда, пробившего стену в этом месте, а в дыру виднелось толстое поперечное бревно, которое и привлекло, первоначально, внимание нашего наблюдателя к этому месту. Ему показалось подозрительным, что снаряд, пробив стену, не разрушил и бревна. Можно было предположить, что бревно было установлено лишь после разрушения стены; но в виду того, что бревно находилось на некотором расстоянии от стены, трудно было сказать определенно, должен ли был снаряд при ударе в стенку неминуемо разрушить и бревно, или нет.

Утром, когда солнце было позади избы, и она находилась в тени, нельзя было рассмотреть деталей повреждения, и бревно совершенно не было видно; но в один из следующих дней после обеда, при особенно благоприятном свете, наблюдатель заметил, что на бревне лежат пять кирпичей.

Вещь, сама по себе естественная, но на следующий день она показалась не такой уже естественной, когда наблюдатель увидел, что положение кирпичей изменилось. В первый день четыре кирпича лежали вдоль бревна, и пятый торчал концом кверху, на другой же день – уже два кирпича были поставлены концами вверх.

Позднее, к вечеру того же ясного дня, офицер, интересовавшийся этими кирпичами, увидел, в свой телескоп, с 30-кратным увеличением, чью-то руку, передвигавшую кирпичи, а также отблески солнечных лучей на стеклах бинокля, которому кирпичи, по-видимому, служили упором.

Сомнений не оставалось: вскоре заговорила наша артиллерия и, со второго выстрела, разрушила навсегда этот пост.

Это была одна сторона медали. Другая – когда один из наших постов обнаруживался противником, что случалось, иногда, обыкновенно по вине телескопа, блестевшего на солнце в неумелых руках молодого наблюдателя, при помощи воздушной разведки или благодаря какому-нибудь идиоту, неосторожно приблизившемуся к посту при условиях, обеспечивавших хорошую видимость с германской стороны. Первым показателем того, что наш пост обнаружен, обычно служил артиллерийский снаряд противника. Тогда наблюдателю на посту приходилось туго: нужно было в мгновенье ока решать, оставаться ли на посту или бежать (в последний период войны, обыкновенно, надев предварительно противогаз) в ближайший блиндаж.

Мне припоминается случай, когда на участке, где у нас было особенно большое число постов на холме позади окопов, однажды выпал свежий снег, немедленно покрывшийся во всех направлениях тропинками, ведущими к нашим постам, а в то же время над нашими головами появился немецкий аэроплан. Если бы на самолете оказался фотографический аппарат, а оно вероятно так и было, то, конечно, снимок выдал бы все наши посты не хуже, чем посланная немцам схема нашего расположения. Отправленные незамедлительно партии солдат протоптали новые ложные дорожки во всевозможных направлениях, и удивительно как быстро в этот раз наши солдаты шагали.

В отношении воздушных снимков снег всегда оказывал как нам, так, к сожалению, и немцам, большую помощь, но даже при таких условиях немецкие летчики, почему-то, не очень часто летали над нашим расположением.

Одним из наших постов мы пользовались довольно продолжительное время. Дорога к нему пролегала по старому брошенному окопу, кое-где взрытому глубокими воронками от снарядов. Дно окопа составляло глубокий слой пыли или грязи в зависимости от погоды, и так как нашим наблюдателям приходилось проползать

всю его длину, то существовало опасение, что следы, оставленные ими, могут быть сняты с аэроплана. Поэтому в окопе всегда находилась лопата, которою каждый наблюдатель, по возможности, засыпал свой след. Когда жизнь висит на волоске, такие мелкие предосторожности соблюдаются аккуратнейшим образом.

Три самых замечательных на фронте поста находились на участках, занимаемых французскими войсками. В одном месте почва на нейтральной зоне образовала бугор, несколько возвышавшийся над германскими окопами. Обе линии окопов пересекали в этом месте парижскую дорогу, а на вершине бугра, дававшего великолепный вид на германские позиции, издавна стоял верстовой столб с надписью, показывавший расстояние до Парижа.

Французы сфотографировали этот камень, послали снимок на завод для изготовления предметов маскировки, и там была сфабрикована точная копия его, из стали полая внутри и с отверстием для наблюдателя. Ночью партия разведчиков выползла на нейтральную зону, выкопала настоящий камень и установила на его месте стальную подделку. Затем был прокопан подземный ход из окопа к этому оригинальному наблюдательному посту, из которого французами производилось наблюдение в течение довольно продолжительного времени.

В другом месте для той цели был использован труп исполинского немца, лежавшего на выгодном для наблюдения месте. Он также был снят, заменен стальной копией одетой в немецкую форму, и в нем разместился наблюдатель. То же самое было как-то проделано с трупом лошади.

Повествование о подвигах наблюдателей можно было бы продлить до бесконечности; они составляли одно из наиболее жизненных и интересных явлений мировой войны, так как здесь каждое отдельное лицо вступало в борьбу за свое собственное существование, и жизнь каждого наблюдателя всецело зависела от его ловкости и искусства. Наблюдатели часто часами лежали на глазах у противника и сохраняли свою жизнь только полным спокойствием, неподвижностью и искусством сливаться с окружающей местностью.

Когда в более поздний период войны, в британской армии были введены специальные халаты для снайперов и наблюдателей, раскрашенные во всевозможные цвета и подходившие под любой фон, в армии существовала тенденция высылать наблюдателей в пространство перед окопами. Мне думается, что, как общее правило – это ошибка, так как время от восхода солнца до наступления темноты слишком продолжительно, и наблюдателю приходилось быть начеку слишком долгое время. Малейшее движение могло его выдать, и он редко был в состоянии наблюдать в телескоп на большом пространстве. Наблюдателю необходима свобода движений, а что касается снайпера, то, на мой взгляд, он должен высылаться лишь с каким-либо точно определенным заданием; в окопе он всегда будет в несравненно более выгодном положении, чем на открытом месте, где он лишен возможности спастись.

До сих пор я говорил о наблюдении лишь за передовой линией противника, но нам приходится рассмотреть и наблюдение полосы его ближайшего тыла. В круг обязанностей снайпера входит как наблюдение передового окопа, так и путей, ведущих к нему. Бригадные и дивизионные наблюдатели наблюдали в глубь пространства за передовыми линиями противника, насколько позволяли им их телескопы.

Некоторым армейским корпусам придавались Ловатские скауты-стрелки. Название «стрелки» было неуместно, потому что они в большинстве случаев оказывались такими превосходными телескопистами, что им часто, прямо-таки, запрещалось стрелять из винтовки. Многие корпуса имели отряды наблюдателей, сформированные из их спешенной корпусной конницы. Кроме того, у нас были полевые наблюдатели-офицеры и артиллерийские наблюдатели; работа последних, однако, не подлежит обсуждению в настоящей главе, так как она заключалась в обслуживании лишь одной артиллерии.