Снег
Шрифт:
Поэтому, если кто-то хочет почитать чего-нибудь нетривиального, пусть идет в библиотеку, возле моего мертвого тела ничего читабельного не найдется. И заезженных цитат с моим фото поисковик не выдаст.
Всё, что могло быть сказано, уже сказано. Всё, что не сказано, понятно без слов.
Мое решение твердо и безоговорочно.
Осталось полдня.
У меня уже всё готово. Так что неожиданностей не будет. А то я наслышана, как это бывает. Наслышана, потому что прислушивалась.
А большинство поступает опрометчиво.
Например, 80 % самоубийц вешаются. И часто
Всегда удивлялась, неужели эти веревочники делают тот мудреный спиралевидный узел, какие всегда бывали раньше на виселицах. Или все-таки не заморачиваются и тупо вяжут простой, какой умеют? А потом забираются на гребаный табурет и сбивают его ногой.
И что? И зачем это? Неужто неясно, что начнется потом?
Почему-то не предается огласке, что у висельника вываливается синий язык, глаза вылезают из орбит, что смерть может и не наступить сразу, а стоять рядом, поигрывая косой и поправляя капюшон, и поглядывать, как повешенный долго мучается в судорогах, да еще и обделывается в штаны – ага, об этом тоже говорить как-то не принято.
Нет, это не мое. Хоть и крайне надежный способ, но уж слишком страшный. Почти такой же, как самосожжение. Не.
А 10 %, которые предпочитают отравление, видимо, тоже не в курсе, что яды – это мучительная смерть, и порой очень долгая. Если тебя, конечно, не стошнит и ты не сблюешь весь принятый флакон разноцветных таблеток, от которых рассчитывал уйти по волшебной радуге в счастливой эйфории. Отравление самый частый способ неудавшейся попытки наложить на себя руки. А потом врачи отрежут тебе полжелудка, полпищевода и две трети кишок, а ты сиди и соблюдай теперь диету, фитоняшка.
У нас, в России, как никакие другие самоубийцы в мире, еще и используют для этого дела уксусную эссенцию. Она всегда валяется где-то на полочках – думаю, в этом и кроется секрет ее популярности в стране. Это же настоящий русский яд. Часто выступающий как планомерный исход всеобщего русского недуга – хандры. И держится этот рецепт смерти на сарафанном радио – раньше регулярно доходили вести оттуда-отсюда, мол, то та тетка, знакомая друга, выпила ее и успешно померла, то та сестра коллеги соседа тоже удачно финишировала.
И опять-таки невыносимую болезненность самой процедуры молва не доносит. А ведь уксусная кислота моментально прожжет и рот, и пищевод, и желудок. Глотку проберет такой жуткий спазм, что не факт, что сможешь выпить смертельную дозу. Организм изнутри разъест к чертям, и уже потом врачи будут бороться за твою никчемную жизнь, которую ты продолжишь инвалидом.
Вот и нечего романтизировать дурацкие объедания горстями пилюль непонятно от чего. И уж тем более всякое едкое пойло.
Нет, это не мое. Я ненавижу блевать. Мне кажется, будто мое лицо выворачивается наизнанку через рот. Уж проще застрелиться.
Стрелков, правда, не очень много, процента три. Это потому что оружие мало у кого есть. А у кого есть, тот хоть раз в жизни об этом задумывался.
Хорошо, что я не работаю в полиции. Потому что, будь я хоть снайпером-самострелом, оставлять после себя кровавое месиво вместо головы и размазанные по стенам мозги я не хочу. И не потому, что я девочка – для антуража пистолет я могла бы взять и розовый, – а потому, что не хочу такой уродливый пейзаж на своей кончине. Не мое это.
Раньше, глядя в окно, я часто подумывала о падении – правда, так, вскользь.
Прыгунов около 2 %. Ну тут и так всё понятно. Страшно, больно, разбившаяся об асфальт красная лепешка. По крайней мере, поэтично, если кто-то кидается с моста. Но в нашем городе достойных смертельного прыжка архитектурных великолепий нет. А у меня под окнами еще и провода какие-то: электрические, возможно. Да и машины припаркованы всегда. Это было бы какое-то идиотское представление для соседей, а не самоубийство. Так что проехали.
Топятся еще меньше – 1 %. Это тоже понятно, почему непопулярно: ведь надо еще умудриться нацепить на себя какую-нибудь тяжелую хреновину, чтобы не всплыть ненароком, и так с ней потихоньку и шагать к середине городского пруда.
А под водой, когда ты уже не сможешь сдерживаться и инстинктивно сделаешь вдох, вода хлынет в легкие, и они загорятся, как от вулканической лавы, горло сдавится, накатит паника. Не, не хочу.
Жаль, что невозможно просто задержать дыхание и без страданий свалить в мир иной. Организм, которому плевать на мои планы, сам сделает рефлекторный вдох, как только уровень кислорода в крови станет критически низким. И даже если я натренируюсь и смогу подавить рефлекс, то просто потеряю сознание, и мое дыхание восстановится.
В последнее время мало слышно о железнодорожниках, хотя попытка погибнуть на рельсах очень эффективна – заканчивается смертью в 9 случаях из 10. Поезд движется так быстро, что машинист ну никак не успеет его затормозить, завидев тебя на пути. И он будет вот такой ошарашенный и терзаемый безысходностью смотреть, как ты становишься всё ближе и ближе, пока смерть не разлучит вас. И скорее всего, ему придется мучиться из-за этого до конца теперь уже его дней. Зачем же так травмировать психику хорошего специалиста.
Да еще и надо отойти подальше от станции, на несколько километров, а то возле нее поезда замедляют ход для остановки. Но не это, конечно же, препятствие для такого целеустремленного человека, как я, а оставшаяся 1 из 10 вероятность задержаться среди живых с чудовищными переломами, ампутациями, сотрясениями мозга и тяжелой умственной и физической инвалидностью. Всё то же самое, поэтому – нет.
Про такую чушь, как откусывание языка, я вообще молчу.
Что остается? Да всё то же – банальщина.