Снег
Шрифт:
Хотя сначала придумала кое-что другое: открою газ, закрою окна, скотчем щели залеплю и пойду спать. И тут же прочитала про такого же умника. Пустил газ на полную, поставил любимую музыку и спрятался под одеяло, вроде как спать лег. Да только от этого газа во включенном проигрывателе что-то вспыхнуло и загорелось, а потом и вся квартира, а потом и соседние. Короче, этот придурок во время пожара успел убежать, а соседи сгорели. Не все, конечно, но всё же. Идиот.
Нет. Это всё не то. С этого картину не напишут. А с меня… может, и напишут. И хотя бы мои фотки будут красивые – у судмедэкспертов, которые приедут завтра.
Пусть
Давно надо было это сделать – еще в детстве, когда я впервые захотела умереть, лет в восемь.
Нежный возраст перестает быть нежным тогда, когда ты понимаешь, что ты смертен. Сначала ты знакомишься со смертью издалека – слышишь, что кто-то там умер и его закопали в землю, позже – что на небо ушел тот, кого ты уже знал, следом выясняешь, что умрут и твои родные – когда-нибудь потом, нескоро, и в конце концов осознаешь, что однажды непременно умрешь и ты. И исключения для тебя не сделают, какой бы хорошей и послушной девочкой ты ни была, таковы правила.
Во втором классе я захотела расстаться с жизнью добровольно.
Даже не помню, что именно меня угнетало тогда. Ведь не могла я в начальной школе ощутить весь неодолимый ужас жизни. Наверное, какое-то десятое чувство подсказывало мне, что задерживаться в этом мире абсолютно без толку, здесь нет ничего, кроме страданий, и поэтому пребывание тут пора завершать.
Как-то в разговоре с одноклассницей, жужжащей мне в уши о том, как она хочет какую-то модную куклу вкупе с двухэтажным домиком для нее, на ее вопрос, а чего хочу я, я, не задумываясь, ответила: «умереть». Тогда я впервые произнесла свои суицидальные мысли вслух. Мой ответ, может, и показался странным такой же восьмилетней девочке, потому что ни в каком пункте не пересекался с ее списком заказов Деду Морозу, но разбираться в моем мрачном мире она тогда не стала и тут же вернулась к обсуждению своего пластмассового. И это тоже было обидно. И только усилило мои ощущения, что я никому не нужна.
В то время меня останавливали от последнего шага только мультики. Это была единственная радость, которую я не хотела отпускать. Новые серии выходили каждую неделю, и я видела смысл в том, чтобы продолжать жить и ждать их. Ничего круче этого мир для ребенка не изобрел.
А может быть, это просто какая-то детская дурость барахталась в моих неокрепших мозгах. Ведь в действительности я даже не придумывала, как сейчас, как я буду это исполнять. Да и вряд ли у меня тогда что-то вышло бы. Просто во мне бурлил давящий протест против всего на свете, держащийся на мифе собственного сочинения, что умереть – вполне осуществимая затея и что это, конечно, будет иметь значение для всех вокруг.
А сейчас у меня нет ничего сдерживающего, как раньше мультики. Сейчас моя жизнь сама похожа на мрачное немое кино без сюжета. Так и выглядит депрессия изнутри.
Когда-то меня спасали книги, ну, нет, спасали – это громко, просто отвлекали от мира, временно. Книги редко были из великих, разве что из школьной программы, а в основном просто детективы широкого потребления. Не знаю даже, как я на них подсела. Видимо, в таком жанре ты попадаешься на крючок впариваемой тебе на первых страницах тайны, и потом, даже если вся история унылое говно, мозг просто не дает тебе покоя, пока не выяснит, кто из всех этих дурацких персонажей, бесцельно снующих по страницам, и есть тот самый негодяй, заваривший кашу, достойную романа, и, главное, зачем.
Но позже я разочаровалась в детективах. Я пришла к выводу, что в действительности на последних страницах, когда все собираются в одной комнате и сыщик пускается в свой звездный монолог, нам просто скармливают не уникальную развязку, а всего лишь один из множества вариантов, каждый из которых не лучше и не хуже другого. В финале можно выложить абсолютно любую концовку, сделав злодеем и того, и другого, и третьего, придумать ему любую абсурдную мотивацию и сочинить одно неопровержимое доказательство, о котором всё равно становится известно только в конце книги. Ну так же нечестно, это ж халтура какая-то. В итоге мне стало совершенно наплевать, кто убил, кто украл, кто насрал под дверью.
Читать же серьезные книги, где все безысходно страдают, мне вот вообще не хотелось. Еще и платить за такие эмоции – это уж точно перебор.
Я даже сама пробовала писать. Правда, не романы, а стихи, вернее, поэму. Вдохновилась, когда начала читать – но так и не закончила – «Божественную комедию» Алигьери. Не всем книгам суждено быть прочитанными. Всё это кружевное сплетение строчек, рифм показалось мне необычайно красивым, и я приступила к созданию своего произведения, однако не завершила его. Не всем книгам суждено быть дописанными.
А потом в мою жизнь пришли сериалы. Читать книги – это ведь все-таки труд, а смотреть киношки – это уже досуг. Думаю, я ждала такого же эффекта, как от мультиков в детстве – держаться за продолжительную историю и желание узнать, чем она закончится. Правда, сейчас даже сериала нормального нет. Посмотрю первую серию какого-нибудь обсуждаемого фильма и сразу понимаю, что будет дальше. Они их будто по готовым лекалам штампуют. Нашли формулу цепляющей истории и все проверенные варианты развития событий, вплоть до впихивания в сюжет уже невозможной белиберды, и вовсю лепят разваливающиеся на глазах торты. Но теперь я почти всегда бросаю после первой серии, ведь если и пилотный эпизод, обязанный затянуть зрителя, такой неперевариваемый отстой, то дальше будет только хуже.
Ведь это сейчас я уже понимаю, что все финалы трагичны. Не бывает счастливых концов. Просто книга или фильм заканчиваются раньше. Влюбленные, падающие наконец в объятия друг друга перед самыми титрами, непременно расстанутся, не выдержав серых будней совместной жизни. Или, разлюбив, будут всё терпеть и ненавидеть свою жизнь. А бывает, концовки историй откровенно врут, чтобы сделать нам приятно. Ну ведь не мог мальчик, выросший в джунглях среди волков и прочей дикой живности, на самом деле вернуться к людям и жить среди них счастливо. Он зверь и уже не станет человеком, и люди всегда будут видеть в нем животное. Я уверена, что он покончил с собой.
В выпускном классе я задумалась о смерти всерьез. Да и на то были причины.
Какие у подростков бывают причины для самоубийств? Оскорбления и унижения окружающих? Неудачные отношения? Семейные конфликты? Провалы в учебе? Да, всё именно так. Из-за подобных ситуаций молодые люди и становятся на короткий путь на выход. Порой люди умирают, потому что никому не было дела, что они были живы.
А что же у меня из этого списка?
Полный набор.
Всё слилось в единственный вывод. И теперь, когда мне почти 25, он такой же, как и когда мне было восемь: всё вокруг просто не имеет смысла.