Снег
Шрифт:
Не могу сказать, что трудно. Я думала, что дискомфорт вызван только раной на руке и не обращала внимания на бок. Хотя попробовав вздохнуть полной грудью, вынуждена была признать, что боль была.
– Немного, – ответила я.
Доктор почему-то замер, когда я начала двигаться. Странно, кажется здесь вполне комфортная температура, но его щеки ниже очков заметно покраснели. Я не стала спрашивать, но, наверное, ему жарко?
– Сейчас введу лекарство и наложу повязку. Вам лучше лечь.
Я кивнула и, придерживая левую руку, чтобы удобнее было передвигаться, легла на спину.
– На бок, – он отвернулся, излишне резко.
Скорее бы все это кончилось.
Прежде чем наложить повязку, доктор сделал не менее пяти уколов, от которых бок совсем занемел. Тем лучше, меньше думать о мелочах. Но вот потом:
– Здесь все. Заживет через пару дней. Кости долго срастаются, – он, наверное, сейчас просматривал данные на мониторе, глядя вперед. Голова совершала рефлекторные движения, то вниз, то вверх, то в стороны. – Придется сделать переливание. Вы потеряли слишком много крови. К тому же… Ваше тело просто на грани. Нельзя же так! Если плохо себя чувствовали, почему сразу не обратились в больницу?
Я не поняла, о чем он говорит, но мне не нравилось, как он это сказал. Конечно, я устала. Двухнедельный забег, кого угодно вымотает. Но что мне сказать, если он начнет задавать вопросы?
– Я…была занята, – что еще я могла сказать?
– Это не повод доводить себя до такого состояния! – строго сказал он. – Жизненные показатели сильно понижены. Вам требуется отдых. И без лекарств, боюсь, не обойтись.
– Хорошо, – не нашла, что больше сказать я.
– С ребрами я закончил. Одевайтесь.
Наконец-то можно уйти! Я тут же села и стала натягивать комбинезон. Справилась быстрее, чем когда его снимала и спустила ноги вниз. Воспользовавшись тем, что он отошел к терминалу в углу, я забрала обломок. Доктор ничего не заметил, и мне удалось бросить кусочек в утилизатор, что стоял тут же рядом.
– Не нужно вставать, – он подошел и нахмурился, мягко толкнув меня обратно лечь. – Я уже вызвал каталку, сейчас вас перевезут в палату.
Куда?! Он что, хочет оставить меня здесь? Зачем? Ведь все, что нужно он уже сделал? Я же в состоянии сама ходить? Я не знала, что делать в этой ситуации. Оставаться здесь дольше я не видела смысла, но судя по его словам, он просто так меня не отпустит. Может быть, дождаться пока меня перевезут и тихо уйти? Или это будет выглядеть подозрительно? В любом случае, придется ждать, пока меня не отвезут в палату. Там смогу связаться со старшей и уточнить, как лучше поступить, чтобы меньше внимания привлекать.
Палата оказалась небольшой. Но здесь стояло так много лишних вещей, мне она показалась тесной и ослепительно светлой. Наверное, из-за огромного окна почти во всю стену с пышными шторами. Еще был целый шкаф, огромная кровать, пара стульев, прикроватная тумбочка, на стене панель и на стене над кроватью терминал. Имелась еще одна дверь.
Как только меня переложили на кровать, встать так и не позволив, засуетились медсестры. На руку надели какой-то браслет, к сгибу локтя прилепили прозрачный шланг. Он неприятно дернулся, присасываясь к вене. Я еле сдержалась, чтобы не отодрать и отбросить его от себя. Напомнил сосульку. Мелкий паразит, живущий вблизи берлог. Похож на прозрачного червя, совсем как этот шланг. От которого по руке побежало тепло, разливаясь по телу и неприятно расслабляя мышцы. Доктор отдавал короткие указания, и медсестры что-то делали на терминале, постоянно перемещаясь по палате. Мне труднее и труднее становилось сосредоточиться на том, что они говорят. Последнее что я услышала:
– Отлично, теперь просто выспитесь, – и я погрузилась в темноту.
Проснулась, когда почти стемнело, от боли в правом виске. Меня уже искали и, судя по ощущениям, не в первый раз вызывали. Хорошо, что здесь нашелся общественный терминал. Мы не пользовались таким оборудованием для личных целей. Незачем. Хотя у всех гражданских были в личном пользовании. Нас нельзя отследить по личным терминалам. Мы ими просто не пользуемся.
На экране ничего не было видно, но после первого гудка мне сразу ответили:
– Где ты?
Боль в виске тут же прекратилась. Я коротко рассказала, что со мной произошло. После нескольких секунд раздумья, старшая сказала:
– Хорошо. Оставайся на месте. Уйти незаметно не получится. Они уже проверили твои данные. Тебе придется оставаться там, пока врач не разрешит покинуть больницу.
– Почему? – я все-таки не удержалась от этого вопроса, потому что слабо представляла, как происходит процедура лечения у обыкновенных людей.
– Они тратят на лечение гораздо больше времени, чем мы, – правильно поняла мой вопрос старшая. – И остаются в больнице до полного выздоровления.
– Сколько это может занять времени?
– В зависимости от повреждений. Что у тебя?
– Шипшип.
– Не догадались?
– Я слышала, что произошла какая-то авария. Они подумали, что я пострадала в ней. Царапины приняли за порезы. Но в ране застрял кусочек когтя.
– Нашли?
– Я уничтожила его.
– Молодец.
Я удивилась. Почему она это говорит? Конечно, хорошо, что она одобрила мои действия, но разве не из-за меня возникла эта ситуация?
– Порезы заживут быстро. Это все повреждения?
– Нет. Мне сказали, что еще ребро сломано.
– Значит, тебя продержат не меньше трех дней.
– Так долго?!
– Ничего не поделаешь. Тебе придется остаться там, – повторила она. – Авария, о которой ты говоришь, произошла в 14.07 в 35 секторе. Перемещатель частного лица потерял управление и упал на общественную площадку. Много пострадавших.
– Общественная площадка? Как мне объяснить в таком случае порезы?
– Там есть кафе. Немного в стороне от того места, где все произошло. Но будет выглядеть вполне достоверно. Скажи, что упала на перегородку. Они из пластика.
– Поняла.
– Пока все. Сообщай сразу, если что-то непонятно. Старайся меньше контактировать с окружающими.
– Да.
И связь оборвалась.
Немного подумав, я нашла в сети сообщение об аварии и просмотрела все ролики, что нашла. Потом нашла схему района и постаралась поточнее запомнить, что и где там расположено. Общественной площадкой назывались зоны отдыха. Мне не приходилось в них бывать. Просто незачем. Но люди, кажется, постоянно приходят в такие места. Что они там делали, я не имела представления, но это не важно. Кафе. Я была в кафе. Значит ела. Нет. Кто-то мог вспомнить, или просмотреть записи охранной системы в помещении и меня там не найти. В таком случае, можно сказать, что я не успела войти внутрь. Я нашла схему кафе и сопоставила с местом аварии. Да. Вот тут. Вполне реально будет выглядеть, если сказать, что я шла с этой стороны. Разобравшись с этим вопросом, я немного успокоилась. Теперь нужно просто вытерпеть эти три дня. Для всех я Эмма. Просто Эмма Вандерсен. 18 лет. Живу в 67 секторе. Работаю на хлорофилловой фабрике. Братьев, сестер нет. Родители погибли 6 лет назад. С другими родственниками связей не поддерживаю.