Снега моей души
Шрифт:
– Всё, больше не могу! Сесть. Отдохнуть. Формально…– и он сел, вернее, рухнул на пропитанный водой мох.
Звуки… Десятки звуков окружают его.
Туп-туп-туп…
«Дождь. С листа на лист…»
Шуу-у-у…
«Ручей, который я только что перешел…»
Тра-тра-тра…
«Вот и кедровки заорали. Скоро дождю конец. Звука шагов по тропе не слышу, значит, я один…» – он отодвинулся от ствола дерева, к которому прислонился спиной и, наклонив голову к тропе, прислушался.
«Река, что протекает внизу, не шумит. Странно, неужели я ушёл так высоко по склону? Да и ладно, здесь бы он уже кричал… А крик в каньоне я услышу! Значит, он ниже, гораздо ниже! Или?… Прочь мысли! Прочь!
Смятая банка из-под тушенки для приготовления чая, с собой, в маленькой сумке на поясе – вот она. Там же нож, спички в непромокаемой упаковке и маленький свиток бересты. Брусничный лист – рядом. Горячий чай сейчас просто необходим – иначе сдохну, – мысли сбивали одна другую. – Ведь неизвестно, сколько мне ещё его искать. Пока не найду – не уйду! Не думать! И об остальных не думать! Их там трое, а Сашка… Спички и костёр. Чётко и спокойно».
– Собраться и сделать! – проговорив это вслух, он огляделся по сторонам и встал.
Пройдя по тропе еще метров тридцать, вышел на открытое место и остановился, осматривая склон. О сухих дровах, или, как говорят охотники, – «сушняке», не приходится и мечтать. Дождь две недели подряд, крутые склоны, заросшие ивняком. Ни одного кедра поблизости. Справа, из глубокого распадка, дополняя мрачную картину, серой змеёй высунулась «головка» конуса лавинного выноса. Посидел, сосредоточенно глядя прямо перед собой.
Вынос. Вынос… Вынос!!!
Через полчаса он уже насобирал кучу дров (того самого сушняка), бродя по периметру конуса. Лавина в Саянах – чистильщик распадков, и она выносит из глубины гор всё, что оказывается на её пути.
Обтер руки о мокрый насквозь анорак, критически осмотрел их, и страдальчески сморщившись, запустил обе ладони под резинку шароваров. Греть и сушить руки таким способом его научили эвенки. Этот прием всегда спасал, надёжно и безотказно.
Пламя костра успокоило…
Два этих проклятых камня показались из-за поворота совершенно неожиданно, и резкий удар о них поставил катамаран на дыбы. Скала, которая казалась такой далекой и безобидной, вдруг начала «валиться» на правый борт, заслоняя небо с мертвенной неизбежностью. От несуразности происходящего, мгновенно пересохло во рту.
«Не может быть! Ведь мы такие… Ведь так всё!…»
И холодный поток поглотил его. Широко открытые глаза фиксировали мириады белых воздушных пузырей, которые рвались вверх и окружили тёмное тело катамарана, там, наверху…
Ужас, животный ужас пронзил его сердце. Руки судорожно попытались вскинуться вверх. Но весло, которое он удержал в правой руке, теперь выворачивало эту руку и не давало выйти ему на поверхность. Старенький спасательный жилет не мог справиться с навалом такой огромной массы воды.
Снова стало темно, затем опять мелькнуло темное тело в изумрудном свете… Снова темно… И удары, вернее – шершавые скребки по всему телу. Рук и ног не было. Не было ничего, кроме этой дикой силы, которая мяла, выворачивала и гнула его тело…
Костёр – это было сейчас совсем неплохо. Он жадно вдохнул горячий воздух с дымом и судорожно закашлялся. Откинувшись назад и протирая рукой глаза, он увидел, нет, скорее в сотые доли секунды проанализировал представшее перед ним…
На противоположном от него берегу каньона, среди мешанины вывороченных половодьем корчей, наплывов грязи и останков горелого стланика маячило яркое алое пятно спасательного жилета.
Сашка!!!
Жаром полыхнуло по лицу. Он вскочил и, не разбирая дороги, бросился вниз, сквозь заросли ивняка.
«Только бы, только бы, только бы…»
Выскочив на склон, покрытый каменистой россыпью и увидев реку, закричал, как раненый зверь.
Река не оставляла ему ни малейшего шанса. До этого весёлая, изумительно красивая, подмигивающая разноцветными искорками радуг на султанах пенных валов, теперь она превратилась в исчадие ада: тяжело ворочающийся, грязный, даже на вид отвратительный, поток вызывал омерзение и страх. Его утробный гул, казалось, тянул в сырую пасть каньона.
Лихорадочно оглядев крутой склон, он начал спускаться вниз.
– До кустиков. Только до кустиков и там отдохну. Боже, как же я… – шептал он.
Это были не кустики, а верхушки деревьев: вершины елей подступили к самым скалам и сверху казались безобидной порослью.
Уже поняв свою ошибку, он инстинктивно, как кот, перевернулся в воздухе и упал на живот. Левая рука ударилась о крупный камень, от чего на запястье расстегнулся и теперь, матово поблескивая, свободно болтался браслет с часами. Уже позже вспоминая, как всё происходило, он совершенно ясно припомнил, что тогда стрелки часов показывали 11-30.
2. Берег
Курумы – значительные по площади скопления горных пород,
залегающие в виде плаща на горных склонах и вершинах.
Курумы, испытывающие поступательно движение вниз по
склону, нередко образуют Каменные реки.
БСЭ, т. 12, стр. 226
«Курумник! Всё!»
Цепляясь обеими руками за камни, он явственно, всем телом чувствовал слабое, но равномерное движение камней вниз. Неужели каменная река?!
Подавляя в себе желание оглянуться через плечо, он, уткнувшись лицом в камень, резко, как мог, разбросал в стороны ноги и руки и затих. Движение потока камней не прекратилось.
«Бежать! Вскочить и бежать!»
По камню, в который он уткнулся головой, тихонечко полз какой-то паучок… И эта обыденность текущей рядом с ним жизни поразила его. Нет, не поразила, – успокоила. Скосив глаза в сторону, он увидел, что лежит, вернее, медленно «проплывает на камнях», рядом с маленьким, не более метра, замшелым островком земли. Ошмётки мха, две побитые камнями кочки и чахлое деревце. Но всё это разместилось на кусочке земли! Решение пришло мгновенно. Не раздумывая, он швырнул себя к этому оазису жизни! И уже в последний момент успел схватиться за комель деревца. В то же мгновение раздался гул рухнувшей в пропасть каменной массы…