Снега, снега

Бондаренко Андрей Евгеньевич

– Просыпайся, любимый! – неожиданно попросил каурый конь, на котором ехала жена. – Ну, пожалуйста! Беда приближается. Просыпайся, родной…

«Видимо, не всё так просто – в этом незнакомом «степном» Мире, – сонно подумал Лёха. – Лошади, понимаешь, разговаривают…» – подумал и проснулся.

Он торопливо протёр ладонью заспанные глаза и, приподняв голову, огляделся по сторонам.

«Помещение метеостанции. Супружеская спальня. На прикроватной тумбочке в полнакала горит фитилёк масляного светильника. За окошком заметно сереет.

Значит, приближается рассвет, – сообщил наблюдательный внутренний голос. – На кровати, спустив стройные ноги на пол, сидит наша Вандочка. Полностью обнажённая, понятное дело, как и полагается молодой и любящей жёнушке… Это она нас и разбудила. Очевидно, желает продолжения сексуального банкета. Дело, бесспорно, хорошее… Как ты, братец, готов?»

– Всегда готов, – протягивая ладони к аппетитной женской груди, вслух заверил Лёха. – Как образцово-примерный пионер.

– Остановись, Алекс, – неловко отстраняясь, попросила Ванда. – Нам сейчас не до этого.

– Что-то случилось? У тебя, графинюшка, очень встревоженные глаза…

– Встревоженные, ты прав. Я чувствую, что приближается большая беда, и нам надо уходить. Надо.

– Что конкретно ты чувствуешь? – собирая разбросанную по полу одежду, спросил Лёха.

– Не знаю, как это объяснить…

– А ты попробуй.

– Ладно, попробую, – начиная одеваться, пообещала Ванда. – Это, наверное, как у леммингов и полярных сов. Они ощущают, что приближается смертельная неприятность, и поэтому разбегаются-разлетаются подальше от места, в котором опасно оставаться.

– Нам опасно находиться в здании метеостанции?

– Так точно, мой отважный командир. Надо уходить.

– Сколько времени у нас есть?

– Думаю, что около двадцати-тридцати минут.

– Что же, попытаемся вынести на свежий воздух максимум дельных вещей и продовольственных припасов, – решил Лёха. – Ты оделась, сероглазка?

– Так точно.

– Тогда иди в продовольственную кладовую, затаривай полиэтиленовые пакеты консервами-колбасами и выноси их на улицу. Если почувствуешь, что опасность усиливается, то немедленно дай мне знать об этом.

– Хорошо, сообщу. А, ты куда?

– В оружейную и одёжную кладовые. Всё, пошли. Время поджимает.

Они успели вынести наружу много полезного.

– Складываем всё на берегу ручья, в ста метрах от метеостанции, – велел Лёха. – Так, делаем ещё один заход…

– Стой! – насторожилась Ванда.

– Что такое?

– Нельзя приближаться к зданию. Поздно. Скоро оно начнётся.

– Что – оно?

– Не знаю. Но, похоже, нам стоит лечь на землю. На всякий случай.

– Хорошо, ложимся. К ведьминым советам всегда следует относиться с пиететом.

С севера долетел протяжный и надсадный гул.

– Начинается, – испуганно зажмурив глаза, известила Ванда.

Гул приближался и креп, постепенно превращаясь в противный и навязчивый треск.

– Затыкаем уши! – велел Лёха. – Ради пущей страховки…

Земля плавно и размеренно закачалась.

«Никаких тебе резких толчков и рывков, – успокаивающе прошелестел внутренний голос. – Как будто – нежно и бережно – укачивает. Так, и действительно, можно запросто уснуть. Ночь-то выдалась беспокойной. В том плане, что трудовой… Кстати, не смотря на то, что уши крепко заткнуты пальцами, треск и грохот продолжают долетать. Следовательно, коварная природа – в очередной раз – разошлась не на шутку. Бывает…»

Наконец, всё завершилось. По крайней мере, размеренные и плавные покачивания.

Он отнял пальцы от ушей и облегчённо вздохнул – вокруг установилась идеальная, слегка звенящая тишина.

Рядом тихонько захихикала супруга.

– Что с тобой, сероглазка? – всерьёз забеспокоился Лёха. – Часом, не сошла с ума?

– Не сошла, не волнуйся. Просто… Хи-хи! Солнышко, зараза, щекотится. Мать его… Хи-хи-хи! Извиняюсь за грубое выражение…

– Поднимаемся на ноги?

– Ага. Без вопросов.

– А, как самочувствие?

– Отлично, – заверила Ванда. – Даже определённая бодрость духа, как это и не странно, присутствует.

«Что же тут странного?», – язвительно хмыкнул невоспитанный внутренний голос. – «После таких-то активных и разнообразных ночных кувырканий? Некоторые белобрысые и умелые охламоны потрудились на совесть. Молчу, молчу…».

Лёха встал первым, помог подняться на ноги жене, после чего, откашлявшись, объявил:

– Картина маслом, принадлежащая кисти неизвестного художника-самоучки. Называется – «Развалины родовой усадьбы». Впрочем, возможно и насквозь альтернативное название. Например – «Ведьмочка накаркала…». Всё, мы остались без связи с внешним Миром.

– Действительно, здание метеостанции обрушилось, – печально вздохнув, подтвердила Ванда. – Только я в этом, честное слово, не виновата. Ну, ни капельки…

– Кто бы сомневался. Обыкновенный природный катаклизм, понятное дело. Наоборот, сероглазка, большое тебе спасибо.

– За что?

– За всё. За спасённую жизнь. За жаркие ночные изыски. И за то, в конце-то концов, что ты есть на этом Свете.

– Всегда – пожалуйста… Кстати, можно попробовать покопаться в развалинах. На предмет поиска различных дельных вещей, полезных в хозяйстве.

– Сомневаюсь, однако, – озабоченно нахмурился Лёха. – И, вообще, лучше к этому завалу не подходить близко. То бишь, старательно и целенаправленно обходить его стороной.

– Почему?

– По зрелому капустному кочану… Видишь, какой он низенький? В смысле, завал?

– Низенький. А, что это значит?

– Скорее всего, там наличествует провал в грунте. Или же проходит глубокая трещина…

– Ух-ххх! – словно бы подтверждая эту разумную гипотезу, разнеслось по округе.

– Ух-ххх! Ух-ххх! – послушно подхватило чуткое заполярное эхо. – Ух-ххх!