Снежная человека
Шрифт:
Ну, сумасшедшая! Потом думаю, хорошо, хоть не в морге. Только про это ей не говорите! Она у меня сразу.
Приходим на кладбище. Тишина… как на кладбище. Только эти совы – ух! ух! ух! У-у-ух, как всё непросто. Подходим мы с ней к самой страшной могилке, там земля свежая ещё, я пощупал. А она говорит, тут нас никто не побеспокоит. Это тебе не примерочная. И целует меня при лунном свете прямо в мои холодные губы. Я говорю, может сменим могилку. Вон там под фонарём – площадка с памятниками. Бандиты, наверное, бывшие. Они, как люди. Спасут, если что. А она прямо топит мои слова в
– Давайте знакомиться, я Иван Степаныч, директор всего вот этого праздника жизни, этого благополучия.
И кладбище рукой обвёл.
Я говорю, а я не помню, кто я.
А партнёрша моя хохочет и говорит, ну ты же хотел с папой познакомиться. Вот и знакомься.
Я дар речи потерял и молчал всю дорогу. И вспоминал, кто я? Думал, никогда уже не вспомню. Только когда уже к их дворцу подъехали на их лимузине, я заорал: – Геннадий! Геннадий я! Вспомнил!
Ищите своих партнёрш, хороших и разных! Они везде.
Пусть конфискуют!
В комнате, уставленной антикварной мебелью, хрусталём, старинным фарфором, уникальными книгами, увешенной коврами и картинами, сидит Маша, ждёт мужа с работы. Вбегает муж Николай, возбуждённый и взъерошенный.
– Маша, завтра меня забирают.
– Куда, на повышение?
– В полицию. Всё, доигрались.
– Какой ужас!
– Маша, будет конфискация. Действуй так. Мебель продай, оставь половик, циновку и железную койку.
– Где я возьму койку?
– Возле школы, в металлоломе. Попроси пионеров, они помогут.
– Колюня, сейчас нет пионеров.
– Как это нет? Если есть Зюганов, то есть и пионеры. Если есть пионеры, то есть и металлолом. Заплати им, они тимуровцы. Установи койку в квартире, пусть конфискуют.
– А где взять половик и циновку?
– У тети Любы. У неё как раз из всей обстановки – койка, коврик и циновка.
– Так может, там и койку взять, у тёти Любы?
– Ты – умница. Ей отвези персидские ковры, весь хрусталь, фарфор, богем. Купи сюда два граненых стакана – пусть конфискуют!
– А куда пуделя? Куда нашего учёного пуделя?
– К тете Моте. Вместо него забери у неё пару хомячков, пусть конфискуют!
– А куда картины, куда подлинники?
– Рафаэля отнеси к тете Кате.
(Подходит к картине Рафаэля «Мадонна», любуется). – Вот смотри, Маша, она, как живая! Я даже больше скажу, я ухом к её животу прикладывался – бурчит! Послушай сама.
(Маша прикладывается ухом к животу Мадонны на картине, прислушивается) – Точно, бурчит… А она не пукает?.. А может, это – у нас?
– Не позорь Рафаэля, Маша! Конечно, пукает! Это же Рафаэль! Вместо него купи картину в художественном салоне. С прорабом в сапогах.
– Которую?
– Ну, на которой сапоги, как живые.
– Сапоги нюхать?
– Можно не нюхать, понятно и так. Повесь картину на стенку, пусть конфискуют.
– А натюрморт? Твой любимый натюрморт?
– Какой?
– Ну, где нарисованы два талона на колбасу.
(Муж подходит к картине, нюхает все талоны на натюрморте, гладит их рукой).
– Маша, этот натюрморт – лучший шедевр в мире. Здесь талоны на колбасу, на водку, на масло. Они так нарисованы, что передают божественный вкус тех продуктов! Ты помнишь вкус того масла? А – колбасы? А – водки? (Плачет). Ты понюхай натюрморт, он, как живой. Пахнет, как в нашем, ТОМ самом гастрономе! И ничего в жизни потом не было вкуснее! (Нюхают натюрморт, плачут, лижут талоны). Давай вырежем талоны и съедим! Они вкуснее нынешней колбасы.
– Ты что, милый? Натюрморт – шедевр? Память молодости.
– Ладно. Отнеси тёте Кате вместе с Рафаэлем.
– А книги, книги куда?
– Художественную литературу спрячь. На всякий случай прочитай ещё раз. Всё прочитай и запомни. Чтоб потом внукам рассказывать. Вдруг конфискуют. На полках оставь соцреализм развитого социализма. Пусть конфискуют… Так. С нашими машинами, домами, квартирами и прочими яхтами у нас всё в порядке – они не наши… Беги и действуй!
– Милый, как мне хорошо с тобой и спокойно.
– А ты как думала? Ну, я побежал. А ты начинай книги читать, с Пушкина начинай.
– Колюня, да сейчас всё в интернете есть.
– А самих-то книжек нету. Это же 19-ый век! Щупай тогда их, нюхай, запоминай, какие они. Смотри на них, любуйся. Ну, пока!
– Пока… Ладно, пошла книжки щупать, нюхать и запоминать… Что же Коля мой такого натворил, что у него конфискуют, а у других – нет. Гений он у меня!
Увековечь себя сам!
Вы знаете, что парк «Зарядье» в Москве занял первое место в мире? По чему? – а по сексу. Правда, главный архитектор сказал, по любви, но там же видеокамеры кругом стоят, на записи видно же по какому виду спорта мы чемпионы.
Я думаю, надо как-нибудь зайти, посмотреть.
В наши годы Измайловский парк был. Там мы невест и искали. Пришёл, бросил матрац надувной в кусты и смотришь в бинокль. Если чувствуешь, что невеста идёт, или лежит, прямо уже совсем невеста, то выходишь и правдами-неправдами приглашаешь её на матрац. Мол, чаю попить, я тебе на пианино сыграю.
Она приходит в гости на матрац, спрашивает, туфли можно не снимать? Говоришь ей, конечно…, а всё остальное можно снимать. Короче, сразу взаимопонимание возникает. Но кто мог знать, что народ в этом парке собачек выгуливает! Я уже в невесомость впадал, как слышу, мне в ухо воткнулась чья-то мокрая морда. И дышит в ухо. Смотрю – дог. Весь чёрный… но дружелюбный. А в глазах его печальных – просьба, мол, не волнуйся, я вам не помешаю, а удовольствие ваше только усугублю. И пристроился ко мне третьим сзади.