Снежная Королева
Шрифт:
— И правда — чего нам собачиться! Мы же вроде как родные люди…
— Именно — вроде как! — скривилась Лера.
— Ну так проходи, располагайся! Поживешь… пока, коли больше негде! Вещички-то твои где?
— Нет никаких вещичек! — отмахнулась она. — Только что на мне.
— Что ж так? — Его глаза снова недобро загорелись. — Видать, не больно-то в столицах разжилась? Ну ладно, нет так нет! Не хочешь с дороги выпить-закусить? Со свиданьицем, как говорится!
— Нет! — отрезала Лера, хотя есть хотелось ужасно. Просто при взгляде на отчима, на его грязные волосатые руки, на старую газету, которой был застелен стол, на нее
Ну, как говорится, было бы предложено! — отчим явно обрадовался, что не придется делить с ней трапезу, плеснул в стакан водки, влил в глотку, захрустел огурцом, — Ну коли так — располагайся, будь как дома, но не забывай, что ты в гостях! — и он захихикал, довольный собственным остроумием.
Она прошла в комнату — большую и страшно захламленную, валялись там грязные носки, старые газеты, один ломаный стул. Диван был раз и навсегда разложен. Леру едва не вырвало от вида грязных простыней.
— Ты что — вообще никогда белье не меняешь? — не сдержавшись, крикнула она, но отчим, к счастью не расслышал, он бубнил что-то, уставившись тяжелым взглядом на бутылку.
Она откинула занавеску и вошла в свою «светелку», как называла мама отгороженный угол. Там было не так грязно, если не считать слоя пыли на шкафу и на шатком столике, где она когда-то делала уроки. В шкафу лежало аккуратной стопкой еще мамой сложенное белье, и от запаха сушеной лаванды у нее защемило сердце. Она села на пыльный старенький диван и вспомнила тот ужасный день, когда мама, придя с работы, бросила у порога сумки, наклонилась расшнуровать ботинки, да так и рухнула на пол. Подняли ее уже мертвую, даже «скорую» не стали вызывать, все равно поздно. Лера не плакала на похоронах, потому что в глубине души была к ним давно готова. Мама так и не оправилась после смерти Женьки.
Так не годится, тут же сказала она себе, с таким настроением она даже с отчимом не сладит, не говоря уж обо всех остальных. Ничего, она выпутается и из этого, пообещала она себе — у нее просто нет другого выбора. Она нашла в шкафу кое-что из своей старой одежды, очевидно, отчим еще не настолько опустился, чтобы пропивать домашние вещи.
План действий был у нее продуман до мелочей. Она решила продать наркотики — те, что достались ей в наследство от Затвора. Пока она не избавится от чемодана, она не будет спокойна. Но ведь не встанешь с чемоданом у магазина и не будешь отмерять героин стаканом, как бабушки отмеряют семечки и клюкву. Нужен помощник, верный и знающий человек. И такой человек у нее имелся в городе Владимире — старый приятель, когда-то в школе влюбленный в нее, Митька Золотарев. Биография у него была самая подходящая — бросил школу, недоучившись полтора года, промышлял мелкими кражами, потом ограбил с приятелями магазин и загремел на зону. Но так как не было еще восемнадцати, то дали ему немного. Отсидел и того меньше — вышел по амнистии. При встрече тогда сказал ей, что поумнел и ерундой больше заниматься не станет. И верно, взялся за ум — воровать бросил, прибился к солидной бандитской группировке и состоял у них не то бригадиром, не то еще каким-то мелким начальством. Кличку Митька имел «Долото» — так переделали фамилию.
Митьку она нашла быстро — он с друзьями проводил все вечера в пивной под незамысловатым названием «Маргаритка». Лера отдала парню, отиравшемуся при входе, едва ли не последние деньги и вызвала Митьку на улицу. За это время он почти не изменился — те же хитрованские
— Королева? — он удивился, потом вгляделся в нее внимательнее. — Похудела, стала, как раньше… Красивая…
«Это от старых шмоток его так повело…» — усмехнулась она про себя, но виду не подала.
— Дело у меня к тебе, Митя, — сказала она без улыбки. — Важное. Нужно без свидетелей говорить.
— Тогда, может, ко мне поедем? — он подмигнул нахально. — Я приличную хату снимаю, тут недалеко.
— У тебя важного разговора не получится, ты небось сразу в койку потянешь…
— А чего? Давно не виделись… — но, взглянув не нее, смущенно отвел глаза и быстро проговорил: — Ну понял, понял… не дурак. Тут ресторан новый открылся, рядом совсем. Наши туда не ходят.
В ресторане было пустовато. Им отвели самый дальний столик.
— Ну, за встречу! — Митька залпом выпил коньяк. Она крутила свою рюмку и внимательно за ним наблюдала — не много ли пьет, не жадно ли. Пил Митька нормально — руки не трясутся, глаза не горят, следующую наливать не торопится… Повинуясь ее взгляду, он отставил бутылку в сторону.
— Ну? Что за дело-то?
— Слушай… Кто в городе наркотой занимается?
— Азеры… А ты будто не знаешь? Норка! — забеспокоился Митька. — Ты уж не подсела ли?
— Спокойно! — Она накрыла его руку своей. — Тут дело иное. И не зови меня Норкой, знаешь, я этого не люблю.
— Тогда не темни!
— Мне надо герыча продать. Много, — подавшись ближе к нему через стол, бухнула она.
— Да ты рехнулась? Такими делами теперь занимаешься? — ахнул он. — И это после Женьки?
— Давай-ка выпьем. Не чокаясь. За маму и за Женьку.
— За помин, — поправил Митька.
Они долго молчали. Лера думала о Женьке — маленьком своем братишке, кошмаре своего детства. Ей было пять лет, когда в стареньком домишке на окраине появился мрачный мужик с квадратной мордой и пудовыми кулаками. Лере он казался огромным, хотя на самом деле был просто коренастым и широким в плечах. Мама, пряча глаза, сказала, что это теперь будет Лерин папа. Маленькая Лера же сразу поняла, что мужик в папы никак не годится.
Через год родился Женька. Он был болезненным и горластым, мама совсем с ним извелась. Еще через год она вышла на работу, а Женьку поручили Лере. Она приводила его из яслей, кормила, гуляла, вытирала вечно сопливый нос, купала и причесывала. Волосами он был похож на Леру — голова, как одуванчик. Женька был вредный и капризный. Лера помнит, как в седьмом классе они с Митькой гуляют в парке, а сзади тащится братишка и из вредности требует каждые пять минут то есть, то пить, то писать…
Когда Лера уехала, Женьке было тринадцать лет. А через год пришла телеграмма — Женька умер.
«Передозировка», — едва выговорила мама при встрече мертвыми губами. На поминках она сидела прямо, бледная как смерть, отчим же наливался водкой, ничуть не пьянея.
Лера тоже молчала. Она уже выяснила у соседей, что после ее отъезда братишка вроде бы не изменился, только стал меньше бывать дома. Отчим в пьяном виде зверел — ломал мебель, орал . матом, мог и прибить. Раньше Лера всегда принимала огонь на себя, ее он не трогал — не то чтобы не мог справиться, просто побаивался. Она умела иногда поглядеть в упор ледяными глазами так, что отчим съеживался и отступал в угол, бормоча что-то о чертях и ведьмах.