Снежная Жаба
Шрифт:
— Да он и не понял ничего толком, а вот мать его… — Брюнет, названный Ашотом, болезненно поморщился. — Такая молодая, такая красивая, и столько перенести пришлось! Все-таки фашист — он фашист и есть! Я бы его…
— Старшина! — встревоженный голос Санька прервал описание очередного варианта участи Фридриха фон Клотца. — Скорее сюда!
— Ты нашел его?
— Нет. Вернее, нашел, но не мальчика… — тихо произнес Санек, протягивая окровавленное одеяльце. — Вот. Это его, я запомнил.
— А даже если бы и не запомнил, — глухо проговорил
— Но сам малыш? — Старшина забрал у рыжего одеяло и внимательно осмотрел. — Кровь совсем свежая. И много как! От падения на камни столько не могло натечь, он ведь завернут все же был. Ребенок должен быть где-то рядом.
— Ну нет его, я смотрел!
— Все правильно, — с трудом выдавил Ашот, сжимая и разжимая кулаки. — Его там нет. Мы опоздали.
— Что значит — опоздали? — озадаченно нахмурился Санек. — Куда опоздали?
— Забрать тело ребенка опоздали. Тут побывали раньше нас и унесли его.
— Кто? — все еще не въезжал рыжий.
— Санек, не тупи. — Старшина скривился, как от зубной боли. — Звери его утащили, понял? Отсюда и кровь на одеяле. Они уже начали жрать, а тут мы появились. Вот они и утащили добычу в лес.
— Что значит — жрать? — Рыжий побледнел так, что веснушки стали черными. — Как это — жрать? Ребенка что, съели?!
— Да, да, да! — заорал старшина, стиснув в руке одеяльце так, что костяшки пальцев побелели. — И нам придется теперь сказать об этом матери!!!
Придется. Прости, Вика.
Глава 31
Кай не хотел дожидаться финала трагедии, не мог. Он все равно не в состоянии помочь своей женщине, по сути, именно он и стал причиной невыносимой душевной боли, которая накроет Вику совсем скоро. Как только она очнется.
Потому что бедняжке скажут, что она даже не сможет похоронить своего ребенка. Потому что его утащили хищники. И съели…
Лишь на мгновение представив чувства матери, услышавшей ТАКОЕ, Кай содрогнулся. И едва не заорал вслед начавшим подъем парням: «Стойте! Мальчик жив! Вот он!»
Но титаническим усилием воли сдержался. Даже если он объяснит ситуацию Вике и ее семье, это не поможет. Они не смогут достоверно изображать горе, соглядатаи «Аненербе» обязательно заподозрят неладное. И усилят слежку.
И рано или поздно найдут Михаэля…
Рассказать тому же Морено о собственно существовании не почившего в бозе «Аненербе»? Пусть организацией займутся ЦРУ и российское ФСБ?
Ну уж нет. В данном случае Курт был прав — никто не станет церемониться с засевшими внутри гор наци, особенно если наци начнут сопротивляться — а они начнут — и покажут, что представляют собой реальную угрозу. Их просто и незатейливо уничтожат. Всех. В том числе и женщин с детишками.
Разумеется, не сразу, попробуют вступить в переговоры, но Кай четко осознавал — окружавшие
А смертельно опасной для половины человечества гадости на складах обоих подразделений «Аненербе» накоплено более чем достаточно.
Нет у меня выбора, родная моя девочка, нет!
Пока нет. Но я что-нибудь придумаю, надо только немного подождать. Прости.
Кай аккуратно поднял разоспавшегося на свежем воздухе сынишку, прижал его правой рукой к груди, а левой попытался взять антиграв. Вот только обиженная жестоким обращением — еще бы, взять и так садистски потревожить рану! — левая рука решила отомстить. И надежно фиксировать прибор в пульсирующей болью ладони отказалась категорически.
А тут еще и Михаэль, прижатый, наверное, слишком сильно, недовольно заворочался и пару раз хныкнул. Хорошо, что совсем тихонько, сквозь сон, но вполне мог в любую секунду выдать полноценный ор, если дискомфорт будет продолжаться.
Пришлось в темпе положить антиграв на землю и заняться малышом.
При чем тут ментальная связь? Просто уютно устроить сынишку в колыбели папиных рук и покачать немного, нашептывая на ушко ласковые слова.
Похоже, такая ноша обиженной левой руке нравилась гораздо больше — скандалить и устраивать забастовки она не стала, а ласково и нежно обвила ребенка надежной защитой. И даже болеть вроде меньше стала.
Чего нельзя было сказать о спине. Хождение под открытым солнцем, вне тени деревьев, не прошло даром. Оно пришло гаром.
Вернее, обгаром. Причем такой степени, когда лопаются пузыри и кожа. И теперь каждое движение, вслед за которым начинал елозить по ранам брезент плаща, вызывало дикую боль.
Идти с которой он вряд ли сможет.
Это Кай понял сразу, как только наклонился, собираясь засунуть антиграв в расщелину. Вполне подходящую такую расщелину, достаточно широкую и глубокую для того, чтобы спрятать там прибор.
Надо только присесть на корточки, пристроив попку и ножки спящего сына на колени, и аккуратно засунуть спасшую жизнь ребенка штуковину в природный сейф. Там до антиграва не доберутся ни дождь, ни солнце, ни любопытное зверье, не говоря уже о людях — для того чтобы искать, надо знать о существовании прибора.
Троица в камуфляже как раз заканчивала свой подъем, и теперь не было особого смысла таиться. И «держать» их — так, на всякий случай — тоже не надо было.
А вот торопиться — надо было. Солнце уже давно перевалило зенит и пусть и неспешно, но целеустремленно направилось к закату.
И бродить по лесу ночью Каю не хотелось. Да, ночью гораздо комфортнее физически, но и гораздо опаснее, когда ты измотан почти до предела, да еще и с грудным младенцем на руках.
Вот и поторопился. Присел резко на корточки и едва не выронил из рук сынишку, получив нокаут от боли.