Снежное видение. Большая книга рассказов и повестей о снежном человеке
Шрифт:
Издалека, из самых верховьев долины, донесся какой-то звук, какой-то странный голос. Вскоре он повторился ближе, гортанный, загадочный, ни на что не похожий: не то стон, не то рычание.
— Барсы? — с сомнением прошептал Петр Васильевич.
«Волки», — мелькнуло у меня в голове.
В третий раз прозвучал странный голос: далекий, тоскливый, свирепый.
Мирзо поднялся. Губы старого охотника дрожали. Глаза испуганно округлились.
— Голуб-яван, — пробормотал он, отирая коричневой рукой крупные капли пота со лба, — снежный человек. Много снежный человек. Беда, начальник.
Ярче
— Напали? — спрашивал Петр Васильевич, судорожно сжимая побелевшими пальцами винтовку. — Идем помогать?
— Нельзя, — ответил Мирзо, поспешно валя в костер коряжистые стволы сухой арчи. — Нельзя идти от огня. Снежный человек боится огонь. Больше ничего не боится. Кто пойдет от огня — пропал. Там, — Мирзо указал на лагерь чабанов, — немножко пугают снежный человек. Давай мы тоже. — И Мирзо, схватив в одну руку скалку, а в другую жестяной таз, принялся барабанить, выкрикивая в темноту:
— Эй, о эй, пошел, пошел!..
Рабочие-таджики последовали его примеру.
Тихий геологический лагерь превратился в стойбище загулявших людоедов. Метались на ветру огромные языки пламени. Вокруг них приплясывали и орали люди, колотя в кастрюли, тазы и ведра. Лошади, привязанные возле самых костров, ржали, стригли ушами, испуганно косились на огонь.
Голосов снежных людей мы больше не слышали: дьявольский шум, поднятый в двух лагерях, мог испугать кого угодно.
Остаток ночи прошел без сна.
Усталые и охрипшие, мы жались к костру, тревожно озирались, прислушивались. Однако, после того как умолкли крики в лагере чабанов, в долине воцарилась полнейшая тишина. Даже ветер прекратился. В неподвижном морозном воздухе спокойно горели костры. Луна ярко освещала белое галечниковое русло, скалистые гребни, пустынный серебристый ледник.
Мирзо тихо рассказывал:
— Голуб-яван очень плохо. О-о!.. Горы живет высоко. Долина не любит. Большой ледник любит. Здесь не был. Недавно из другой долина пришел. Потому барс убежал. Голуб-яван все боятся. О-о!.. Кого нашел, к себе тащил. В земля тащил. Потом кушал… Очень злой, очень сильный…
— Какой он из себя? — спросил Петр Васильевич, потирая над костром озябшие руки.
— Совсем как человек, только поменьше, бегает шибко, шарабара не надевает, совсем голый.
— Глупости, — сказал Петр Васильевич, — замерз бы насмерть.
— Зачем замерз, — возразил Мирзо. — Шерсть хороший есть. Такой шерсть, как у медведь, только серый.
— Глупости, — повторил Петр Васильевич и поспешно оглянулся.
Утром рабочие потребовали перенести лагерь. Работы в этой долине были почти закончены, поэтому Петр Васильевич возражал главным образом из упрямства. При ярком солнце после сытного завтрака все ночные страхи казались ему наивными и смешными.
— Кого испугались? — уговаривал он рабочих. — Выли барсы, а может, волки. Сегодня ночью мы с Мирзо пойдем и подстрелим парочку. Как, Мирзо, пойдем?
Мирзо дипломатично молчал. Рабочие продолжали настаивать. Атмосфера накалялась.
Петр Васильевич попробовал изменить тактику:
— Чабаны нас засмеют, если уйдем. Они вон не думают уходить…
Словно в ответ на эти слова невдалеке послышались гортанные крики, дробный шорох сотен маленьких копыт, и плотно сбитая масса баранов и коз подобно потоку потекла мимо нашего лагеря вниз по долине.
Уход чабанов прекратил спор.
Вечером мы разбили новый лагерь в самых низовьях долины. Однако и здесь рабочие не чувствовали себя в безопасности. Они по очереди сторожили лагерь и жгли большой костер.
Осенью, возвратившись в Хорог, я рассказал о нашем приключении геологу Сергею Ивановичу Клунникову — старожилу и замечательному знатоку Памира. Признаться, я побаивался, что Сергей Иванович начнет подтрунивать надо мной. Однако этого не случилось.
Выслушав мой рассказ, Клунников совершенно серьезно заметил, что и он не раз слышал от бадахшанцев и таджиков, населяющих долины Западного Памира, о существовании каких-то таинственных животных на азиатских высокогорьях.
Несколько лет назад знакомый охотник даже показывал ему клок грубой грязно-серой шерсти, срезанной с убитого голуб-явана. Охотник ни за что не хотел расставаться с этим клочком волос, считая его талисманом. Голуб-явана убил дед охотника. Семейная реликвия переходила от отца к сыну. Впрочем, приятелю Сергея Ивановича талисман не принес счастья. Охотник пропал без вести на ледниках Язгулемского хребта. Может, провалился в трещину, а может, как уверяли в кишлаке, его утащили снежные люди. Вместе с охотником исчез и талисман.
— Фактов, к сожалению, слишком мало, — заметил в заключение Клунников, — а легенд и фантазии слишком много. Жаль, что вы так стремительно ретировались, услышав голоса голуб-яванов. Кто знает, может, вы стояли на пороге разгадки тайны.
Я признался, что теперь, спустя несколько месяцев, мне самому все наше приключение кажется неправдоподобным. Таджики могли ошибиться. Может быть, мы слышали вой шакалов или рычание барсов. Что это за фантастические существа, живущие среди снегов и льдов? Почему о них ничего не знает современная наука?
Сергей Иванович усмехнулся.
— Начну с конца, — сказал он. — Современная наука кое-что знает о них. Жители Тибета, Непала и особенно индийцы из горного племени шерпов не раз рассказывали европейским путешественникам о снежных людях, будто бы обитающих в недоступных высокогорных долинах Гималаев, Куэнь-Луня и Каракорума. Многие путешественники встречали следы этих существ. Таинственные следы на снегу впервые описал Уэдделл, участник гималайской экспедиции 1889 года. Он видел следы на границе Тибета, на перевале Донкья-Ла, на высоте более пяти тысяч мет-ров над уровнем моря. Носильщики-тибетцы в один голос заявили, что следы оставил йети, или метох-кангми, — страшный волосатый человек, живущий среди снегов. Следы йети видели все участники первой экспедиции на Эверест: шестеро европейцев и двадцать шесть носильщиков-шерпов. Это произошло на северных склонах Эвереста на высоте шести тысяч семисот метров над уровнем моря. Следы были совсем свежие. Близость страшного йети так смутила шерпов, прозванных за свое мужество и выносливость тиграми Гималаев, что начальнику экспедиции Говарду-Бю-ри стоило немалого труда предотвратить панику и заставить носильщиков продолжать подъем.