Снежные пирамиды
Шрифт:
— А вы с китайским посольством связывались?
— Да, они тоже говорят, что в Кремле завелись воробьи.
— Хорошо, держите меня в курсе.
Хрущев положил трубку. Через пару минут раздался звонок.
— Никита Сергеич, все в порядке! Китайский спецназ ушел. Они объяснили, что им дан приказ уничтожить всех воробьев за пределами Китая. Но, Никита Сергеич, появился американский спецназ. Они утверждают, что в Кремле завелись попугаи.
— Пустите американцев, но на будущее заведите кошку у входа в Кремль!
— Есть, завести кошку у входа!
— Держите меня в курсе.
Хрущев положил трубку.
— Никита Сергеич, идите сюда! — позвал Сережа Хрущева к окну. — Смотрите, военные проводят испытания атомной бомбы где-то не очень далеко.
Хрущев посмотрел на ядерный гриб. Хрущев долго на него смотрел и думал: «Ядерный гриб также красив, как и северное сияние».
Молотов В. М. прожил 96 лет. В течение ряда лет добивался восстановления членства в партии и в 1984 году при поддержке главного редактора журнала «Коммунист» Р. И. Косолапова Молотов был восстановлен в партии. Генеральный секретарь К. У. Черненко лично вручал ему партийный билет. Однако решение о восстановлении Молотова в партии было проведено без объявления в партийной печати. В 1986 году успел дать интервью газете «Московские новости», в котором сообщил: «У меня счастливая старость. Хочу дожить до 100 лет».
Каганович Л. М. прожил 97 лет. В декабре 1961 года исключён из КПСС. Несмотря на многочисленные прошения, не восстановлен в партии (в отличие от Молотова). Однако имел ранг персонального пенсионера союзного значения и соответствующие этому статусу привилегии.
Маленков Г. М. прожил 86 лет. На Пленуме ЦК в июне 1957 г. выведен из состава ЦК, переведён на должность директора электростанции (сперва Усть-Каменогорская ГЭС, затем теплоэлектростанции в Экибастузе), а вскоре исключён из КПСС (в отличие от Молотова, не был восстановлен). В старости стал церковным чтецом.
Свирепая хрущевская контрреволюция: «Страшнее кошки зверя нет».
«Свирепая хрущевская контрреволюция».
Австрия
«Австрия — это недогермания». Это суть того, что я знал об Австрии, когда отправился туда.
Я приехал в маленький ухоженный приятный городок, находившийся в нескольких тысячах шагов от Вены. Пройдя площадь, заставленную горшочками с цветами, я оказался у старинной ратуши. Ее охраняли два кактуса, горшочки с которыми были расположены у входа. В ратушу я не решился войти, поэтому принялся бродить по городку. Побродив немного, я решил войти в первый попавшийся двор. Я открыл калитку и вошел. На лужайке, располагавшейся рядом с домом, стояла свинья-копилка. Она была на цепи и у нее был грозный, устрашающий вид: свирепая морда, угрожающе вздернутый пятачок и выпученные глаза. Я подошел к ней, наклонился и бросил в нее монету.
Из дома вышел хозяин дома. Это был немолодой крупный мужчина с не очень большим пузом. Он был одет в футболку и в джинсы на голое тело. Заметив меня, он представился. Его звали Гансом.
Я подошел к нему вплотную и представился.
Я заметил на футболке Ганса красное пятно. Я сказал ему:
— Это кровь! Надо дезинфицировать рану.
— Не надо. Я просто не справился с бутербродом.
Ганс предложил мне отправиться в лес, ловить кабана для его свиньюшки. Я согласился. Мы пошли в лес. В лесу родилась елочка. По лесной поляне бегали кабанчики. Мы напоили одного кабанчика пивом, и уволокли его домой.
Вечером мы ели мясо и говорили о политике. Затем я ушел спать в комнату
Посреди ночи меня разбудил странный шум, доносившийся откуда-то снизу. Я спустился на первый этаж и крикнул:
— Это кто ночью спать мне не дает?!
У микроволновой печи пел сверчок. Но нет, шумел не только сверчок. Я положил сверчка в микроволновую печь на три минуты, но шум не прекратился. Легкий шум доносился откуда-то снизу, под домом. «Здесь есть катакомбы?» — задал я себе вопрос. Мне сразу представились первые христиане. То, как они обобществляли свои катакомбы. Подземный коммунизм. А на поверхности — лабиринт классового общества, в котором все блуждают. Так блуждают, как это описал Булгаков, когда его герой был вынужден бегать за Минотавром — Кальсонером, вместо того, чтобы, хотя бы, бежать от него. Да, это проблема: все бегут к Минотавру и он их съедает. Минотавр зовется Капитал. Сам Булгаков тоже совершил визит к усатому Миминотавру. И еще доставал его своими жалобами. Ну, и чем он умнее своего героя? Также бежал вприпрыжку к Минотавру.
Я вышел в коридор. В коридоре я заметил маленькую дверь. Дверь была заперта. Я занес голову и вышиб ею дверь. На несколько минут я потерял сознание, но оно того стоило. Я очнулся в дверном проеме. Откуда-то снизу доносились звуки военного марша. Я стал спускаться вниз по каменной винтовой лестнице. Звуки становились все громче. К военному маршу присовокупились звуки ударов плетью.
Наконец, я спустился в подвал. Это был просторный подвал, расписанный как католический собор. На стенах были изображены различные святые, но не католические. Вот, например, святой Ганс — покровитель всех сказочников. Худой высокий шатен с длинным носом. Его сожгли на костре суровые социалистические реалисты в Германии в конце 1930-х годов. То есть, наци-социалистические реалисты. Святой Ганс был нигилистом, дадаистом. То есть, дадаистом-нетнетистом. Святой Ганс был хорошим сказочником, поэтому в его сказках и добро, и зло всегда оказывались побежденными. У него была одна очень характерная сказка, которая называлась «Борьба бобра с ослом», как фонетико-шуточная перелицовка фразы «Борьба добра со злом». Бобер был трудолюбивым скотиной. Он строил плотины из бревен. А осел был ленивым и тупым, и ни хера не делал. Но тут появились люди: бобра застрелили, а осла запрягли таскать бревна. Сказка заканчивалась таким предостережением: «Не пей ослиную мочу, козленочком станешь!». Еще на стене была изображена святая Катарина. Она отказалась раздеваться на нудистском пляже, и нудисты живьем закопали ее в песок. А ее мужа нудисты утопили, и он стал водяным. С тех пор он поджидает нудистов в воде; хватает их за яйца или ноги — и на дно. Жена — святая, муж — водяной: история достойная пера самого святого Ганса.
Я переключил свое внимание со святых на происходившее в подвале. Ганс ходил в кожаных трусах, кожаной куртке и в противогазе на голое тело. Рядом с ним находилась женщина. Она была связана и как-будто мычала. Ганс замахнулся плеткой и ударил ее по попе.
Увидев меня, Ганс снял противогаз.
— А, это Вы! Присоединяйтесь! Женщины хватит на всех.
— Нет, нет! Как можно?! Зачем нужно?!
— У нас традиция такая: держать женщин в подвале.
— Странная традиция.
— Европейская цивилизация, хуле. Это не какие-то странные традиции африканских племен. Вы поймите, что мы дали всем свободу. Мы дали свободу своим женщинам. Но полная свобода женщин несовместима с наличием яиц у мужчин. Мы дали свободу женщинам, но не отрезали яйца мужчинам. Вот и мучаемся.
— А свободная женщина Вам не даст?
— Нет.
— Может Вам и в детстве женщины не давали?
— Не давали.
— А! Ну, все понятно: у Вас психологическая травма. Классик австрийской литературы Зигмунд Фрейд считал, что все сексуальные проблемы идут из детства. А раз Вам в детстве женщины не давали – то все ясно! Отпустите женщину; у нее тоже психологическая травма.
«И тебя вылечат!» — сказал я женщине. «И тебя вылечат!» — сказал я Гансу. «И меня вылечат!» — сказал я, указывая на прыщик на своем лице.