Снежные псы
Шрифт:
Мост обладал еще одной странностью — на нем росли сосульки. Но не сверху вниз, а снизу вверх. Сталагмиты. Если то, что мост обрывался над рекой, я еще мог как-то объяснить — строили-строили, да недостроили, — то сталагмиты не объяснялись никак. Впрочем, я уже давно понял, что искать всему объяснений не стоит.
В сталагмитах была проложена тропинка, по ней мы прошли до самого обрыва. Вернее, обреза.
— И что? — спросил я.
— Хочу посидеть на дорожку, — повторил Перец.
— На какую дорожку? — не понял я.
— Как на какую? Полетим
— Ты чего?! — Я просто обалдел. — Раньше не мог, что ли, сказать?
— Я же тебе говорил. А боец должен быть всегда наготове.
Во, блин, уродец! Я даже онемел немножко от таких разворотов.
— Я револьверы не взял…
— Зато я взял. — Перец распахнул полушубок.
На поясе у него красовались Берта и Дырокол. И два патронташа. Один резиновый, другой урановый. Перец расстегнул пряжку и швырнул оружие мне, ухмыльнулся:
— Мудрый вождь позаботился о своих глупых вассалах.
Вот как. Позаботился.
— Говоришь, мы летим за Ракитченко? А ты хоть знаешь, где он?
— Примерно. Найдем.
— Найдем… Я вот не думаю, что мы так легко его найдем…
— Ты изменился, — усмехнулся Перец. — Год назад был настоящий Рэмбо Шварценеггер, а теперь какой-то рефлексирующий гимназист…
— А ты тоже…
Я тоже хотел сказать, что он не в лучшую сторону поменялся, но сказал по-другому:
— Нытик ты. Стал нытиком.
— Сам ты нытик, — капризно огрызнулся Перец. — Ладно, не будем… Ты готов или сбегаешь за подгузниками?
— Готов, — ответил я.
— Никогда в тебе не сомневался.
— А может, по пути в Деспотат еще заскочим? — предложил я. — Поговорим там со старыми товарищами, свергнем кого-нибудь… Ну так, чисто для торжества сил света над силами тьмы? Поглядим, что там да как там. Этот Застенкер…
— В другой раз. Для начала…
Перец замолчал.
— Вообще-то хорошая идея, — сказал он через минуту. — Весьма. Только не в Деспотат, а к Ляжке, мы еще успеем… Надо нам к гномам заглянуть, к инфекционным.
Я поглядел на него вопросительно.
— Ну, к тем, которые смеялись все время, смехотун где. Там, где Кипчак остался за старшего.
— Кипчак? — удивленно переспросил я.
— Да, Кипчак, сын Робера. Да ладно, не прикидывайся, что забыл все. Такое ведь не забудешь! Ты там еще показал себя во всей мощи, прямо сражение при Фермопилах устроил.
Перец подмигнул.
Я покраснел. Хорошо, хоть маска на мне была. Да, слишком уж я там героически себя показал. Прямо не знаю, царь Леонид какой-то на самом деле, правильно Перец подметил. Сначала вроде приятно было героем себя чувствовать, а потом стыдно стало. Неудобно, что ли… Я не любил тот эпизод вспоминать, а если вспоминал, то вздрагивал от неприятности. Если же он мне снился, то я просыпался.
Перец продолжал:
— Ты тогда всю нашу дорогу лопушком прикидывался, типа, ничего не могу, ничего не понимаю, а как пришел урочный час, так ты и вышел… Весь такой блистающий, весь такой ослепительный, аж отслоением сетчатки грозило!
Злобненько.
— Не надоело придуриваться? — нахмурился я.
— Пух, пух, — Перец изобразил перестрелку, — и жесточайше почикал негодяев! Как там говорится… Беспрекословной рукой, во! Так их отбеспрекословил, что у них всякая охота на добрых людей нападать и отпала. И вообще все отпало, они все померли враз. Знаешь, в честь такого выдающегося события мой друг Поленов, ты его не знаешь… мог бы сделать тебе отличную татуировку. Вытатуировать у тебя на груди тебя самого! Или нет, лучше не тебя самого, лучше Мамина-Сибиряка.
— При чем здесь Мамин-Сибиряк?
— А ни при чем, — хохотнул Перец. — Фамилия просто такая… Величественная. Не знаю, как тебе, а мне на ум приходят простые, но в то же время волнующие строки. Допустим, такие:
Лошадка хмурая
Бредет скрозь лес
А я прицелился
Достал обрез…
— Погнал ты что-то… — осторожно сказал я.
Перец часто стал гнать. Гнать и стишки сочинять. Какая-то в нем нервозность ни с того ни с сего прорезалась, я уже говорил. Не знаю, мне кажется, его лечить надо. Комплексными методами. Но он лечиться не будет, он упертый. Будет веселиться.
— Почему это погнал? — напрягся Перец.
— Ну вот что это значит — «а я прицелился, достал обрез…»? Обычно наоборот бывает. Обычно сначала обрез достают, а потом уже прицеливаются.
— Верно, — кивнул он, — я не заметил. Я вообще такой невнимательный, ничего не вижу. Вернее, вижу, но понимаю, что именно видел, только потом. Вижу — сволочь какая-то, но не понимаю…
Перец сбросил полушубок, выхватил меч. Я же говорю, заносит его. Юноша на грани нервного срыва.
— Лариска на тебя так тогда смотрела… — Перец игриво пошевелил бровями. — С восхищением.
Он подошел и принялся тыкать меня рукояткой в бок, снова подмигивать, щурить глаз и вообще натужно веселиться.
— С таким восхищением… Прямо, ну не знаю… Ты ее поразил!
Перец начал медленно вертеть мечом над головой. Над своей. Ну и над моей заодно. Не очень приятно.
— Ты имел бы у нее успех, — сказал Перец. — Настоящий герой…
— Да какая Лариска-то?
— Ты бы имел успех… — талдычил Перец. — Большой успех. Еще бы — такой могучий, защитил женщин, больных, детей, больных женщин и детей, сирых, убогих, одноногих…
Опять. Опять заскок.
— Герой… — Перец поморщился. — Без страха и упрека…
Потом шагнул назад, сделал незаметное движение, и клинок оказался у самого моего носа. Острием. Перец улыбался.
— Какая Лариска? — повторил я вопрос. — Ты чего? Может, тебе кровь дурную отворить стоит, сбросить давление?
— Не помнишь? — Перец прищурился еще больше. — Кровь отворить?
— Не помню, — простодушно ответил я. — У меня провалы в памяти случаются… Я тогда переволновался…
— Да ладно, — Перец отступился, — ладно. Ну, та, рыжая. Лара. Неужели ты внимания не обратил? Она такая, эффектная.