Снежные псы
Шрифт:
А может, и значит. Для истории.
Гобзикову стало приятно — теперь он тоже стал участником истории. Не какой-то мелкой пошлой истории, а истории большой, настоящей…
— Все.
Гобзиков наткнулся на Кипчака и с трудом пришел в себя. В голове тяжело звенело — то ли от песни-сказки Кипчака, то ли от диких фантазий, пролетевших в мозгу с пердолетной скоростью. Он обвел взглядом ледяные окрестности и бессмысленно спросил:
— Что все?
— Снежные звери… — прошептал Кипчак. — Снежные звери…
— Медведи… —
Медведи собирались. Появлялись. То есть как бы из воздуха возникали, словно стягивался в живые облака крупчатый иней. Во всяком случае, так казалось Гобзикову. Не всех те двое перебили. Да, наверное, всех и не перебить, тут медведей как зимой снега.
— Снежные звери… — повторил Кипчак. — Снежные звери идут…
Кипчак поднял кусок льда, зарядил в пращу, пульнул. Лед попал медведю в голову. Тот отпрыгнул, но не убежал.
— Уходите! — прохрипел Кипчак.
Почти не слышно прохрипел. И сам Кипчак — маленький сугроб с ногами. Они все стали как сугробы. Кипчак маленький и треугольный сугроб, Гобзиков большой, Лара продолговатый.
— Попробуй разбудить, — посоветовал Кипчак.
Гобзиков попробовал. Лара не просыпалась.
— Я не знаю, что делать, — сказал Кипчак совершенно спокойно.
— Я тоже, — кивнул Гобзиков.
Кипчак снова зарядил пращу.
— Не поможет, — усмехнулся Гобзиков. — Кидал же уже.
Кипчак не ответил. Раскрутил, пульнул. Камень отскочил от лобастой медвежьей башки.
— Сейчас попробую в глаз, — сообщил Кипчак.
Один из медведей вырвался вперед. Он бежал ленивой косолапой рысью, и во всем его облике играла спокойная уверенность, а на морде прямо читалось: «Вот сейчас я круто пообедаю…»
Кипчак раскручивал пращу.
Гобзиков вытащил нож. Тот успел охладиться до такой степени, что примерзал к пальцам, но Гобзиков этого уже не замечал. Он с трудом припоминал способы самообороны от медведей, но ничего конкретного и успокаивающего в голову не приходило. Вроде для того, чтобы убить медведя, нужна рогатина, ее надо упирать в землю одним концом, а другой втыкать в пузо отупевшего от ярости мишки… Еще в голове назойливо вертелся какой-то «рожон», но что он такое, Гобзиков не помнил.
Кипчак вертел пращу все быстрее и быстрее, и когда ее свист сравнялся с комариным писком, гном выпустил свободный конец.
В глаз он почти попал. Рядом попал. Успеха это никакого не принесло, медведь только разозлился. Заревел и ускорился.
Остальные медведи принялись расходиться веером.
Кипчак бросился к саням, перевернул, накрыл ими Лару, схватил меч, проверещал чего-то героическое.
Гобзиков подумал, что раньше очень часто он читал в разных книжках про последний бой. И всегда этот бой очень подробно описывался, все там было очень высоко и героично, а у героев всегда имелась в запасе ночь или еще какое-то время. Чтобы вспомнить, осмыслить, ну и вообще.
Настоящий последний бой совсем не походил на воображаемые. Лед, нож, медведи, и никто не увидит. Даже Лара. Даже дурошлеп Кипчак. Наверняка ведь не выдержит, кинется со своим хлеборезом вперед, прокричит боевой клич и сразу погибнет героически.
«Интересно, а что потом? В смысле, после последнего боя. Ведь последний он потому и последний, что все, кроме второстепенных героев, погибают… А я какой герой? Второстепенный или как? Хотя какая разница, вряд ли у мишек аппетит испортится…»
Кипчак еще что-то проверещал. А медведь был уже совсем рядом. И Гобзиков шагнул ему навстречу.
— Ну, иди, — сказал он, — иди сюда… Все идите…
Гобзиков попытался придать голосу злости.
Как-то раз Найм сказал, что любое животное можно напугать внутренней силой. И еще Найм рассказывал, что сам он тоже один раз без оружия встретился с медведем и победил его внутренней силой. Правда, тот медведь был не белый, а обычный. Даже не обычный, а гималайский, мелкокалиберный. Вряд ли белые медведи на такие штуки поддаются. Но все равно делать нечего.
— Иди сюда!
Гобзиков крикнул. Как мог. Хрипло и страшно.
— Иди сюда, сволочь! — Гобзиков уже заорал, и в горле забулькал лед. — Иди! Иди!
И шагнул навстречу зверю. До того оставалось несколько шагов, но Гобзиков шагнул.
— Сюда! — уже зарычал он. — Сюда, сволочь! Иди сюда, беломордая тварь! Ко мне!
Медведь остановился.
— Ко мне!
Медведь не двигался.
— Получается… — прошептал Кипчак. — Давай, гони его. Гони!
— Пошел вон! — плюнул Гобзиков. — Вон отсюда!
Он даже подпрыгнул, даже взмахнул ножом. Медведь попятился. Другие, те, что заходили по периметру, тоже остановились и тоже принялись пятиться.
Гобзиков наступал. Он продолжал орать, вопить, пинать снег, размахивать кулаками, плеваться, ругаться и щелкать зубами.
Медведи пятились.
— Гадины! Я вам глаза выгрызу!
Гобзиков разъярился настолько, что даже попробовал побежать.
Медведь замер.
— Убью скотину!
Медведь поглядел чуть вверх, развернулся и, поджав куцый смешной хвост, коротким галопом поскакал прочь.
— Так! — Гобзиков снова подпрыгнул. — Так! Так!
Швырнул вдогонку нож… Конечно же, не попал.
Ему было хорошо. Он чувствовал себя большим, сильным и серьезным. Способным отвечать за себя и за свои поступки, способным подставить крепкое плечо, защитить. Настоящим.
— Круто, — сказал кто-то за спиной.
Гобзиков перестал прыгать.
Голос вроде знакомый. Но этого голоса не могло быть здесь. Вражеский голос…
Гобзиков резко обернулся и чуть не упал.
На снегу сидел дракон.