Снежный ком
Шрифт:
— Погоди-ка, а вот это уж наверняка не моя работа…
Он повесил пиджак в шкаф, прошел на кухню.
— Слышь, Яковлич, — сказал дядя Коля, — а у тебя тут гости были.
— Не мешай ты, ради бога! — откликнулся папа. — Мне до приезда Людмилы два дня осталось, а потом тут пойдет черт знает что!..
— Не мешай ему, — проворчал «почетный дружинник» и зачем-то достал из кармана складную лупу. — Нет уж, товарищ дорогой! Не я буду Николай Иванович Король, ежели этого жулика не поймаю!
— Да уж фамилия у тебя царская, — не отрываясь от своих расчетов, сказал папа.
— Зато душа пролетарская, — ползая с лупой по полу, ответил дядя Коля. — Никак Генка тут побывал?.. Точно он… Его кеды с трещиной на пятке. Значит, опять, стервец, за свое?..
Поднявшись, подумал секунду и принялся снимать халат.
— Слышь, Яковлич, Людмила твоя когда приезжает?
— Я сказал: через два дня. Двадцать третьего…
Тут я чуть было не расхохотался, и этим едва не выдал себя. Я хотел было выйти из своего убежища и громко объявить: «А мы уже в Москве!..» Но дядя Коля опередил меня:
— Так сегодня же двадцать третье!
Папа даже в коридор выскочил:
— Ты что, шутки шутишь?
Дядя Коля достал из кармана сложенную узкой полосой газету и поднес ее к папиным глазам:
— Во, погляди!..
Я и отсюда, из ванной, видел, что газета сегодняшняя, за двадцать третье августа.
Папа метнулся к кухне, остановился в передней у зеркала, провел по небритой щетине рукой, обеспокоенно глянул на часы.
— Поезд уже пришел, — пробормотал он. — А мойка?.. А кухня?.. А весь этот бедлам?.. Ты почему халат снял? Я ж тебя как человека прошу!..
Мне так хотелось выйти, пожалеть папу, но я тут же сообразил, что выходить не надо. Пусть, пока мама зашла к тете Кларе (а она наверняка смотрит сейчас новые тряпки и на полчаса задержится) — папа думает, что у него еще есть время побриться.
— Не обижайся, Яковлич, не могу, — твердо сказал дядя Коля.
— Как не могу? Ты что, смерти моей хочешь?
— Рад бы, Яковлич, помочь, но тут у тебя вроде Генка Купи-продай побывал. А я ж за него, негодяя, как общественный воспитатель поручился.
— Зарезал!.. Николай Иванович, умоляю, вернись! Мне ж одному не успеть со всем этим!..
Но дядя Коля остался непоколебим, как скала.
— И не проси, Яковлич, — сказал он. — Не могу! Ты от своей Людмилы как-нибудь отмахаешься, а Генка — он такой: ради навару может и на преступление пойти, и опять начнется «купи-продай», а там и до решетки недалеко. Так что, не обижайся, обязан упредить…
Дядя Коля вышел, осторожно прикрыв за собой дверь. А мой бедный папа сначала подбежал к двери кухни, промчавшись мимо моей засады так близко, что стоило бы мне захотеть, я бы дотянулся до него рукой, потом вернулся к зеркалу в передней, одним рывком выхватил из тумбочки свою электробритву «Агидель» и принялся бриться.
Пора было выходить из убежища: вот-вот должна войти мама, — но я все медлил, чтобы дать папе хоть побриться спокойно.
Неожиданно он задумался, выключил бритву и сам с собой негромко заговорил:
— Так… Верно… Все правильно… Надо же!.. В последнюю минуту и такое решение!.. А черт с ней, с мойкой!.. Черт с ней, с Люд… То есть я, конечно, не то хотел сказать… Погоди, как там у меня?
Папа, держа бритву в руке, прошел в свой кабинет и сел за стол. Приоткрыв дверь в ванной, я прекрасно слышал все, что он делал и говорил.
— …Надо только все внимательно и спокойно посчитать, — сам с собой рассуждал папа. — Если это выйдет, можно будет заказывать экспериментальную серию блоков. На своем стройучастке и проверю…
Ссора
«А что, если сейчас потихоньку выйти и все убрать в одну минуту, пока папа крутит там арифмометр? Вот бы он удивился, и всем было бы приятно…»
Но не успел я так подумать, как открылась дверь, и вошла мама, а вслед за нею и бабушка.
Мама остановилась перед зеркалом, и тут я понял, почему она заходила к тете Кларе: на ней было новое, ужасно модное, красивого бежевого цвета пальто, которое она почему-то «до времени» оставляла у тети Клары.
Бабушка поправила на маме воротник и негромко сказала:
— Спинку держи попрямей, верхнюю пуговицу расстегни…
Только тут, услышав голоса, папа поднялся из-за своего стола и, повернув шею так, что наверняка видел свои лопатки, не спуская глаз с чертежей, направился к маме.
Мама как раз в это время смотрела через плечо в зеркало, — они и стукнулись, и, смеясь, принялись потирать ушибленные места.
— Наконец-то приехали!..
— А ты даже не подумал встретить…
— Приехали с орехами, а тут хавос! — вмешалась бабушка.
— Здравствуй, Милочка! Здравствуйте, Пелагея Тихоновна! — громче, чем нужно, ответил ей на это папа.
— Ты неисправим!.. Настоящий медведь! — мама рассмеялась и поцеловала его. Потом они посмотрели друг на друга и в один голос спросили:
— А где же Слава?
— Разве вы не вместе ехали? — удивилась бабушка.
— До самого дома вместе. В соседнем дворе, где Бояринцевы живут, он меня спросил: «Ма… Я побегу вперед?..»
Тут мама немножко неточно передала суть дела, потому что не я сказал: «Побегу вперед», а мама сказала: «Забегу на минутку к тете Кларе…»
— Ну так он наверняка где-нибудь во дворе делится новостями со своим Павликом, — сказал папа. — Придет!..
Тут я не выдержал и с криком «Ура!» выскочил из своей засады.