Снежный ком
Шрифт:
— Едем, деточка, едем, милая, — запричитала бабушка. — Ирод лупоглазый, мужик неотесанный! Никакого внимания молодой жене!..
— Ма, проводить тебя? — спросил я, но она не согласилась.
— Оставайся дома и помогай папе.
Закрывая за ними дверь, я слышал, как бабушка стала ее подговаривать:
— Наверняка у него есть женщина! Год в засаде просижу, а злодея услежу!..
Это мой-то папа — «злодей»?.. Бабушка у нас иной раз такое скажет, что, как говорит папа, и на голову не наденешь…
Дверь за мамой и бабушкой захлопнулась, и мы остались втроем: я, папа и Васька, который во время всей этой передряги совсем неплохо себя чувствовал, сидя за отворотом куртки.
Я думал, что папа от огорчения и работать не сможет, а он потер руки и сказал:
— Фу!.. Наконец-то тихо!.. Так какие там должны быть нагрузки и сечения?..
Но не успел он сесть за письменный стол, как опять раздался звонок.
— А вот теперь-то наверняка Павлик! — сказал я и пошел открывать дверь.
Но вместо Павлика опять вбежала Наташка… с букетиком полевых цветов.
— Дядь Петя, это вам! — радостно сообщила Наташка, как будто мы только о ее цветах и мечтали.
В одну минуту Наташка нашла стакан, налила в него воды и поставила букетик прямо папе на стол.
— У вас нет программы по телику? — тут же спросила Наташка. — Ой, какой симпатичный хомячок!..
— Слава, поищи, пожалуйста, программу, — вовсе не прыгая от восторга, сказал папа.
Я прикрыл свои джинсы газетой и пошел в другую комнату, где у нас стоит телевизор, а когда вернулся, Наташки уже и след простыл, и папа наконец-то сел за свой стол.
Всегда она так! Совсем непонятная девчонка!.. Ну и ладно, ушла и ушла — меньше трескотни и шума…
Я посадил Ваську в ящик из-под посылки, он тут же принялся умываться и приводить свою шерстку в порядок. Ну до чего же потешно он это делал! Потрет, потрет лапками мордочку, а потом еще и бока и грудку огладит. Я, пока были каникулы, даже забыл, какой у меня Васька. А оказывается, красивее и милее во всей Москве зверька не найти!..
Нос у него розовый, с двумя дырочками, уши тоже розовые, а когда поднимет мордочку, видны длинные, идущие сверху вниз желтоватые резцы, потому что Васька — грызун. Глазки как бусинки, круглые, блестящие, и усики дрожат… Самое смешное у Васьки — защечные мешки. Он в них столько может всяких запасов натолкать: кусочков моркови, семечек, орехов, сухарей, хлеба, что просто диву даешься, как туда все это помещается… Набьет свои торбы, убежит куда-нибудь в укромный уголок и начинает разгружать свое богатство: станет на три лапки, а четвертой, задней, надавливает на свои рюкзаки от щеки к носу… А уж жадный, спасу нет! У всех на виду никогда ничего не съест. Обязательно заберется куда-нибудь подальше, сядет «спиной ко всему миру» и сидит, сухариком или орешком похрустывает, жмурится от удовольствия, наслаждается жизнью.
Порывшись в карманах, я дал Ваське припасенный для него орех фундук, очищенный от скорлупы. Он поднялся на задние лапки, взял орех передними, отвернулся от меня и стал быстро-быстро его грызть, смешно двигая щеками и усиками. Все кости у него на голове так и заходили ходуном под тонкой рыженькой шкуркой. Пока я разглядывал своего Ваську, папа что-то там считал у себя в кабинете, бормотал какие-то числа, крутил ручку арифмометра, а потом и меня к себе позвал.
— Ты понимаешь, — радостно сообщил он, — сегодня у меня замечательный день! То, что полгода искал, вдруг само пришло! Вот посмотри!.. Вот это — бетонный блок… Это — его гнездо… Вот этот выступ должен опуститься в гнездо. Понимаешь? А при монтаже, чтоб все на место сразу стало, арматуру удерживает вот эта защелка!..
— Ух, как здорово! — на всякий случай сказал я, хотя не очень-то понял, где там на чертеже в перепутанных линиях «бетонный блок», а где «защелка».
— Ну ладно. Ты посмотри в холодильнике, может, что-нибудь найдешь, а я тут еще немного посчитаю…
— А мойка? — спросил я. — Все равно ведь придется ка место ее ставить…
— Ах, да, мойка… — Папа как-то сразу загрустил. — И кто их только выдумал, эти мойки! Жили ведь люди, носили воду с реки деревянными бадьями, мылись в бочках или ушатах, парились в печках, — и ничего у них не ломалось, не портилось!.. Понаизобретали на свою голову!.. Ну ладно… Видно, деваться нам с тобой некуда. Пусть твой Васька ужинает, а мы будем ликвидировать этот разгром.
Папа и кряхтел, и морщился, все поглядывая на свой письменный стол, а мне очень понравилось его предложение: он так редко проводил время со мной…
Но только мы начали ставить на место «Белый домик», мойку, соединять и замазывать цементом черные кривые трубы, как услышали оба, что кто-то к нам вошел: это Наташка, когда прибегала с букетиком, наверняка не закрыла как следует дверь.
Мы с папой вышли в коридор и увидели, что дядя Коля с перепуганным видом поднимает с полу календари и быстренько вешает их на свои места, в ряд по вертикали, закрывая перевернутые вверх тормашками букеты цветов.
— Вот-вот, — увидев, чем он занят, сказал папа, — ты с обоями опыты проделываешь, а у меня от твоих мичуринских букетов вся семейная жизнь вверх тормашками пошла!
— Ну, Яковлич, ну не сердись, — слезая со стола, смущенно забормотал дядя Коля. — Сам знаешь, дело после получки было… Вот они, букеты-то, на голову и встали…
— А сам ты на голову не встал? — спросил его папа. — Ладно уж, скажи лучше… Вроде ты сегодня Генку Купи-продай поминал?
— Так ведь опять, стервец, — с возмущением сказал дядя Коля. — Взял его на поруки, а он…
— Да! — спохватился папа. — Совсем забыл! Ну-ка, сбегай, сынок, купи хлеба!
Я, конечно, сразу понял, что дело тут совсем не в хлебе. Взял у папы деньги, выскочил за дверь и немного задержался: очень мне было интересно, что там они будут говорить про Генку.
— Есть у меня к твоему Генке одно дело, — сказал дяде Коле папа. (Я слышал, как он открыл шкаф и что-то достал.)
— Да ты что? — донесся голос дяди Коли. — Людмилины сапоги?.. Однако смелый ты человек!.. К примеру, моя Марья за сапоги уссурийскому тигру голову оторвет!..
— А думаешь, моя Людмила побоится? — сказал папа.
— Да чего хоть задумал-то? — в голосе дяди Коли слышалась неподдельная тревога.
— А вот слушай… — начал было объяснять папа, но тут же сам себя прервал: — Опять, кажется, Славка дверь не закрыл…
Я, конечно, на цыпочках со всех ног бросился вниз по лестнице. Едва-едва успел скрыться за поворотом, и то не был уверен, что папа меня не заметил, выглянув на площадку.
Когда я вернулся, дяди Коли у нас уже не было. Так я и не узнал, что же папа задумал сделать с сапогами и зачем ему понадобился Генка?..