Снежный ком
Шрифт:
— А тебе что, не правится? — чувствуя, что краснею до ушей, спросил я.
— Скажешь тоже! — Павлик гортанно хохотнул. (Наверняка он сейчас приклеил свою жвачку к верхним зубам.) — Джины у тебя «люкс»! Аиркондишен!..
Я, конечно, понимал, что «аиркондишен» — «из другой оперы», но знал и то, что этим словом Павлик обычно выражает высшее восхищение. Кто его знает, может, и правда, «Супер Райфл» не хуже, а даже лучше, чем фирма «Ли»?
— У тебя тоже джины «люкс»! — сказал я, не пытаясь определить, какая знаменитая фирма создала его не менее знаменитые штаны.
— А… —
Я молча «съел» это известие, потому что мой папа мне никакие часы не обещал. Больше того, как-то во время прогулки я намекнул ему насчет часов, даже не швейцарских. Он рассмеялся и молча показал сначала вперед, потом назад и еще показал вправо и влево. Надо же! Как раз в том месте, где мы с ним остановились, какой-то недобрый человек понавешал на фонарных столбах с полдесятка электрических уличных часов.
Я знал, что Павлик не врет. С таким папой, как у него, и швейцарские часы к шестому классу получит, а к восьмому будет ездить на уроки в собственном автомобиле. Мне же и в десятый придется, как какому-нибудь первоклашке, пешком ходить…
Я угостил Чероки конфетой, которую он мгновенно проглотил, а потом обнюхал меня и лизнул прямо в губы. Наверное, учуял, что я все-таки успел попробовать папин торт. Я так же, как Павлик, взялся за прутья решетки, и Чероки, зная свое дело, принялся лизать мне и щеки, и за ушами, и нос. Очень это у него приятно получалось: такой мягкий и теплый язычок, будто мокрая тряпочка, и щекотно, и смешно…
Я подставлял Чероки свое лицо, а сам все раздумывал, как же мне выудить у Павлика жвачки? Наконец придумал.
— Хочешь, — сказал я, — и у тебя будет такой же хомячок, как мои Васька? Тетя Клопа мне принесла, а папа второго не разрешает.
— Конечно, хочу. Пошли смотреть, — сказал Павлик. — Да!.. Что это я! — спохватился он. — Совсем заморочился! Ты же любишь «бабл гамм». — И он протянул мне надувную жевательную резинку, даже не потребовав взамен приготовленные мною, уже размякшие от тепла ладони «мятные подушечки». Видно, здорово ему захотелось хомячка!
— Ну если тебе не жалко, — сказал я и больше ничего не мог выговорить, потому что рот у меня сразу же наполнился слюной так, что я тут же лихо сплюнул, угодив прямо в лежащий на дорожке кленовый лист. Я когда плююсь, всегда загадываю: если попаду, во что целюсь, обязательно будет удача. Ну а если не попаду — до тех пор плююсь, пока попаду…
Некоторое время мы оба усиленно жевали.
— Значит, у нас с тобой два хомячка, — неожиданно сказал Павлик.
— Два… — ответил я, еще не зная, куда это он клонит.
— Шесть восемьдесят, — подсчитал Павлик.
— Чего шесть восемьдесят?
— Один хомячок в магазине три сорок, два — шесть восемьдесят… А хомячки твои самцы или самки?
— Откуда я знаю?.. Васька между панелями нору вырыл, а кто у них норы роет — самцы или самки, я не знаю…
— Вот бы самец и самочка! — мечтательно сказал Павлик. — Они бы нарожали… Постой… Если шесть раз в год… Хотя бы по десять штук… Сколько же это будет?..
— Шестьдесят! — тут же подсчитал я. Павлик рассмеялся.
— Чудило! Те, которые первыми родятся, тоже ведь нарожают! А потом и вторые и третьи… А потом и те, которые у первых будут первыми — тоже ведь начнут плодиться!..
— Ой, верно!..
Я даже рот раскрыл, представив себе всю эту армию хомяков. «Как же их всех пересчитать? Я так и спросил у Павлика:
— А вот это уже без меня, — ответил Павлик. — Я еще когда маленьким был, и то математикой голову себе не забивал.
— Да я тоже… Но кто же знал, что и она может пригодиться?
— А давай — сотнями! — предложил Павлик. — Как сто хомяков, так тридцать четыре рубля!
— Эх ты, «тридцать четыре»! — мне стало даже смешно. — Триста сорок, не хочешь?..
Теперь уже Павлик смотрел на меня круглыми глазами, забыв закрыть рот.
— Ух ты-ы-ы! — протянул он. — А как же мы будем деньги делить?
— Ясно, по-честному!..
— Вот жвачек накупим!..
В эту минуту мне показалось, что в открытом окне первого этажа дрогнула занавеска. Там жила бабушкина приятельница Серафима Марковна. Из этого окна донесся какой-то очень даже знакомый голос: «Гляди-ко, можно сказать, сопляки, а какое славное дело надумали».
Кто ж это у нас во дворе говорил таким голосом? Что-то уж очень знакомый!.. Но я думал сейчас о явных выгодах от разведения хомячков и поэтому до конца не узнал этот голос. Потом я подумал, как бы эта Серафима Марковна не рассказала бабушке о наших планах, бабушка передаст разговор маме, и начнут нас воспитывать все, кому не лень, что надо любить самих животных, а не торговлю ими… А я самих животных и люблю… Про торговлю — просто так получилось, с Павликом за компанию…
Я уже начал подумывать, как завести с Павликом разговор насчет обмена моих четырех «мятных подушечек», как в ту же секунду из соседнего куста вынырнула запыхавшаяся раскрасневшаяся Наташка. Мы с Павликом перестали жевать, ожидая, что будет дальше. Но хитрая Наташка в нашу сторону и глазом не повела. Что вы! Она нас просто не заметила! Но по ее лицу я точно видел, что ей нож острый застать нас с Павликом вместе да еще жующими «бабл гамм».
Хоть она и была на целых три года младше меня, я, чтобы позлить вредную девчонку, набрал в грудь воздуху и выдул из своей надувной жвачки между зубами ярко-желтый пузырь.
Наташку чуть инфаркт не хватил. Она даже губу закусила, но тут же сделала лицо, стараясь показать, что вовсе даже не видит нас. Устремив сосредоточенный взгляд в глубь «Собачьего царства», она как будто только сейчас заметила девочку с московской сторожевой:
— Катюш! — радостно крикнула Наташка этой девочке. — Вон ты где! А я тебя ищу!.. (Сама же наверняка и не думала ее искать, только сейчас увидела.) — А нам цветной телевизор привезли!.. (Это она тоже врала: тети Клопин «Темп-6» я хорошо знал.) А мне портфель купили! Большущий! Тебе нравится мое новое пальто?.. Ой, какой у тебя симпатичный щеночек. Настоящий медвежонок! Как его зовут? Мишка, да? Мишка! Мишка! Иди сюда, Мишка! А ну я тебя догоню!..