Снежный ком
Шрифт:
Я молча сопел. Ответить было нечего. Все, что требовалось сказать, я уже сказал. И теперь ждал, что из всего этого получится.
Выручил меня звонок у входной двери. Но… Колоколом громкого боя прогремел он на всю квартиру.
— Вот она… Ваша Наташка, — сказал я тете Клопе. — Ябедничать пришла…
Я поднялся со стула и пошел открывать дверь своей длинноногой врагине.
— Что с ним такое? Какая его муха укусила? — услышал я за собой голос тети Клопы.
Мне же терять было нечего. Не торопясь,
— Ура! Мама пришла!.. Моя милая, родная мама пришла!..
Эти слова я хотел прокричать на всю Москву, но горло мне перехватило, и я только прижался к маме, обнимая ее, пряча у нее на плече свое пылающее лицо.
Все мои горести сразу куда-то пропали, и я уже совсем не боялся, что вот сейчас придет к нам и нажалуется на меня Наташка. Пришла моя родная мама, которая хоть ничего еще о драке с Наташкой не знала, но и от Наташки, и от тети Клопы наверняка нас с папой надежно защитит. Я, конечно, понял, хорошее настроение у нее потому, что ей все-таки удалось купить зеленые сапоги, но мне-то разве не все равно, отчего хорошее? Лишь бы — хорошее…
— Ну, как вы тут без меня справились? — спросила мама.
— Хорошо, мамочка. Все поставили на место, все убрали.
Мама поцеловала меня в макушку и сморщила нос.
— Только вчера сама вымыла тебе голову с мочалкой и мылом, — сказала она. — А сегодня опять от вашей милости, как от старого барбоса, псиной несет. Можешь ты объяснить, что происходит?
— Не знаю, ма… А у меня Павлик…
— Еще хомячок? Одного мало?
— Это для Павлика. Я его подарю Павлику, а пока он у меня немного побудет. Смотри, какой хороший!
Я взял ящик из-под посылки, поднес его к маме.
— Что-то я не разберусь в этих Павликах, — не глядя в ящик, сказала мама. — А ты все-таки пойди и умойся. От тебя так разит, как будто все районные псы верхом на тебе ездили…
Мама хоть и воспитывала меня сейчас, но глаза у нее были добрые. Она, наверное, так была довольна своими новыми зелеными сапогами, что даже не заметила на мне джинсы с полуоторванным, кое-как пришпиленным карманом.
Из кухни доносились негромкие голоса. Видно, папа и тетя Клопа договаривались, как меня ругать, когда (так они, наверное, думали) войдем мы с Наташкой.
Мама сняла плащ, поправила волосы перед зеркалом и только после этого заглянула в ящик от посылки, где сидели Васька и Павлик.
— Что-то тут не то, — сказала она.
— Почему, ма?
— Сидят твои хомяки вместе и не думают драться.
— Мы с Павликом тоже никогда не деремся.
— Вы — одно, а хомяки — другое. Боюсь, что этот Павлик уже сделал свое черное дело.
— Какое «черное дело»?
— Отстань, пожалуйста, и не говори глупости, — сказала мама, — а хомяков своих рассади в разные коробки, пока не поздно.
— Почему, «пока не поздно»?
Я с недоумением смотрел на маму, потому что никакие глупости не говорил.
Из кухни донесся голос папы:
— Ну что ты там, Слава? Почему сюда не идете?
— А ты угадай, кто к нам пришел?
Хмурый папа вышел в коридор и, увидев вдруг вместо ябеды Наташки нашу маму, весь так и просиял.
— Милочка!.. Наконец-то!.. А мы без тебя тут совсем загрустили!
— А дверь не открывал мне тоже от «грусти»?
— Что ты говоришь? Вот ведь как уснул! Ничего не слышал! Извини, ради бога!..
Но мама будто и не слышала, как оправдывался папа. Быстрыми шагами она прошла по коридору и остановилась на пороге в кухню. Некоторое время мама молчала. От ее веселого вида не осталось и следа.
— Не очень-то вы тут без меня грустили…
— Милочка, ну что ты говоришь, — пробормотал папа и ужасно смутился.
— Я к вам только на минутку зашла, Людмила Ивановна, принесла вам пирог и варенье, — начала было тетя Клопа, но мама как будто и не заметила ее.
— Оказывается, — сказала мама, — у нас в доме не только хомяк, но и хомячиха?
Меня осенило: так это же она Павлика и Ваську имела в виду. Я побежал в комнату и немедленно рассадил своих хомяков в разные коробки. Если они оба — хомяки, нечего волноваться, ссоры между ними не будет. Мы-то с папой или с Павликом никогда не ссоримся! А вот с Наташкой, хоть она всего лишь козявка — сразу скандал. Да и мама с папой частенько ругаются…
Пока я рассаживал Ваську и Павлика, по коридору мимо комнаты, словно ракета, промчалась тетя Клопа со своей красивой книжкой под мышкой.
Из кухни доносились голоса папы и мамы. С каждой минутой они становились все громче.
Чтобы не слушать еще одну ссору и хоть немного отвлечься от неприятностей, я стал наблюдать за своими хомячками. Чувствовали они себя преотлично. Каждый грыз свою коробку, и я им не мешал.
Снова по коридору прозвучали быстрые шага, и теперь уже во второй раз, так же громко, как за тетей Клопой, хлопнула за мамой входная дверь.
Деревянные кони с медными глазами
Наташка жаловаться не пришла. Догадалась, что ничего хорошего не будет, если заявится такая дылда и начнет ныть: «Гы-ы-ы! Дядя Петя, сын у вас плохой, а я — хорошая. Возьмите меня в дочки!»
Сколько я знал Наташку, у нее перебывало с полдесятка новых пап. Сама хвасталась… Что с нее возьмешь? Хоть и дылда, а — ребенок… И каждый новый папа оказывался еще лучше, чем прежний. Ну а мой, конечно, самый лучший… Это я и без Наташки знаю…
Тихо-то как в квартире…
Только Васька и Павлик дерут щепки, скребутся и возятся в своих ящиках.