Снимается кино

Радзинский Эдвард Станиславович

Аня. Это моя подруга. Вдруг взяла и принесла зачем-то. Глупая, правда? А я очень хочу выпить, не знаю, как ты. Знаешь… (храбро) мы выпьем, а потом пойдем в ресторан и потанцуем. А потом всю ночь будем бродить по городу. Давай?

Нечаев. Давай.

Аня. Что ты улыбаешься? Мы с тобой в первый раз пьем вместе. Мы вместе только ели ватрушки. А теперь сидим и пьем в нашей комнате.

Она ставит свою рюмку на стол, проводит по стене пальцем.

Нечаев. Что ты?

Аня. Это

я глажу стену. Почему-то вдруг захотелось… Очень милая стена. И еще мне сейчас захотелось чего-нибудь спеть. Только у меня с голосом подкачало. Ну ничего. Я немного спою. «Тира-рира, полюбила я жокея…» Вот и все… Ты смеешься надо мной?

Нечаев. Нет.

Аня. Тогда скажи мне все…

Нечаев. Что все?

Аня. Все-все-все… Только не про нас с тобой, а про себя одного. Все-все-все!

Нечаев. В юности люди живут на горах. Высокие мечты, святое искусство, еще там чего? Романтика нищеты. И, конечно, через все — признание и победа. Путь Гогена… Хемингуэй, Достоевский и тэ дэ. А потом юность проходит. И незаметно и удобно мы начинаем спускаться с гор в долину… Есть хитрая лесенка, по ней мы спускаемся с облаков, только не разбейтесь, когда будете спускаться с облаков… Потом — первый успех. Ты сделал совсем не то, о чем мечтал…(насмешливо ) на горах. Но ты уговорил себя: «Я это делаю, только чтобы начать». И успех твой был потому, что фильм про молодежь должен был понравиться. И смелость твоя по мелочам тоже должна была понравиться. И стиль твой был общий, уютный… Но успех был. И ты поверил, что, в общем, ведь не так уж плохо. Во всяком случае, не хуже других. Во всяком случае, даже где-то лучше других. И вообще вещь хороша! А дальше — то же. И ты стал мастером вещей, обреченных нравиться. А потом… идет время и начинает звучать один мотив, как заклинание, один мотив: «Но Бог избави до седых дожить волос, служа пустой забаве…». Но Бог избави… но Бог избави… И все возвращается… Ты снова вспоминаешь горы. Круг. И ты вдруг точно видишь цену сделанного. И ты хочешь делать другое. Но ты уже не можешь.(Замолчал)

Аня. Ты все сделаешь. Я тебе клянусь! Я тебе это предсказала по ладони. И ты мне поверь!

Нечаев. Я тебе верю! Я все сделаю! (Тихо и мягко) Иди сюда!

Аня. Да-да, я сейчас. Я все же выпью… Раз, два, три… (Пьет, продолжает говорить) Я не опьянела. Совсем. Я так хотела опьянеть, и ни в одном глазу. Трезва, как бобик!

Он глядит на нее.

Вот я уже сама к тебе иду.(Подходит) Вот я пришла. Вот я!

Нечаев (тихо). Это ты.

Аня. Да, это я. Знаешь… я хочу, чтобы ты сейчас меня поцеловал.

Нечаев (ласково). Врешь!

Аня (она трезва, действительно страшно трезва). Вру. Знаешь, я в городе ужасно хотела тебя поцеловать. Всю ночь ты мне снился. И когда ты рассказывал, я тоже хотела. А сейчас нет.

Нечаев. А сейчас ты боишься меня…

Аня. Действительно,

немного… То есть я никого не боюсь. Нет, пожалуй, я тебя боюсь. Смешно, я купила эту гадость, чтобы быть пьяной и ничего не бояться. А я — как трусливый еж! Нет, ежик — это скучно. Под листьями там разными… Чушь! Я — трусливый заяц. У нас в классе был мальчик, у него была фамилия Заяц… А звали его Лев. Лев Заяц. Это я… Я лев, и я заяц. «Тира-ри…» Ну хорошо. Я иду к тебе. (Подходит снова) Вот я опять пришла.

Он целует ее.

Можешь еще поцеловать, только слегка. Или не надо. Нет, я лучше похожу. Что-то я хочу походить. Что ты так смотришь? (Лихорадочно) Знаешь, как я звонила тебе? Просто ужасно. Из автомата. И все на меня шипели. А я им наврала, что у меня болен двоюродный дядя и я звоню в больницу. Я, пока тебе звонила, уложила кучу родственников. Ну хорошо. Я опять иду к тебе. (Подходит?) Вот и я. Ты смеешься надо мной?

Нечаев. Нет.

Аня (прижалась к нему, так они и стоят). А мне сейчас хочется плакать. Не бойся, я не буду. Когда мне хочется плакать, я начинаю болтать, и все проходит. Как слышна музыка! Пароход стоит два дня, и мы тоже будем два дня. И у нас есть комната, и нам ничего не надо… Милый! Милый… Вот теперь я тебя уже не боюсь. Поцелуй меня.

Нечаев. Слегка?

Аня. Нет-нет. У меня сейчас бегают мурашки по спине. (Шепчет) И такая к тебе нежность. Просто все жжет напропалую. Я просто раскалываюсь от нежности на две половинки. Смешно! Я сама тебя поцелую. (Целует его) Я уже чемпион по поцелуям. И ты возьмешь меня наверняка на съемку. (Шепчет) Смешно. Раньше ты говорил, а сейчас ты молчишь и думаешь. А ты не думай! Ни о чем! Я уже обо всем подумала. Все так, как я хочу! И молчи!

Она плачет. Он вытирает ей лицо.

Это случайно. Это мне просто хорошо. Это меня уже нет. Я уже твой раб. Только не гладь мне волосы. Лучше поцелуй меня в лоб. Как покойника. Хочешь, я сейчас прощусь с собой: «До свиданья, до свиданья, до свиданья! Я люблю тебя. Все!»

В ресторане ударил джаз.

Затемнение.

Действие второе

На сцене двойная декорация. Слева — часть комнаты в квартире Нечаева, телефон, стол, на полу раскрытый чемодан. Нечаев один, молча стоит над чемоданом. Справа — автомат в большом универсальном магазине. В автомате — Аня, в халатике продавщицы.

Набирает номер. Звонок в квартире Нечаева.

Нечаев (берет трубку). Алло!

Аня. Это я.

Нечаев. Доброе утро!..

Аня. Добрый день! Я уже на работе. Нам шляпы привезли мохнатые, польские. Толкучка, ты себе представить не можешь. Да, все спрашивают, где я так загорела.(Смеется.) Ну как ты там?

Нечаев. Хорошо. А ты как?

Аня. Не поймешь. Ты сейчас ешь?