Сними обувь твою
Шрифт:
Может быть, поначалу гувернантка будет заодно учить и Артура? Это было бы экономнее, а – бог свидетель – ему и так уже пришлось изрядно потратиться. Завтра утром надо поговорить с Беатрисой.
Наутро у него нестерпимо ломила голова и начались жестокие боли, видимо предвещавшие подагру. Беатриса ходила за ним с ангельской кротостью и терпеньем, и он решил, что заявить о своих правах главы семьи можно будет как-нибудь в другой раз. А там настала полная хлопот весна, а там июнь – и Артур уехал на лето домой, в Каргвизиан.
Он вернулся в
Да, дом очень хороший, все дети здоровы, корова дает много молока, и ловля была удачная. Теперь на новом паруснике отец с Полвилом ходят даже за острова Силли, там рыба отлично ловится. Они отвозят рыбу и омаров в Падстоу, а иной раз даже в Пензанс и продают прямо на рынке, – перекупщики теперь уже не наживаются на них. Они даже отложили немножко денег и подумывают на эти сбережения купить в складчину лошадь с повозкой. Тогда они смогут продавать часть улова в Камелфорде и еще подработать зимой, когда в море не всякий день выйдешь: будут раз в неделю развозить рыбу по округе от Падстоу до Лонетона. В обеих семьях хватает мальчишек, всегда найдется, кому править лошадью.
– А мать как поживает?
– Мама… хорошо.
– А чем ты занимался все лето?
– Я пособлял… помогал маме с уборкой, и на ловле немножко, и за коровой ходил, и за свиньей.
– Гм! Досталось, наверно, твоему платью.
– Я его прибрал, сэр. Джимми дал мне свое.
– Очень разумно. А за книги, наверно, и не брался?
– Как же, сэр, каждый день по три часа сидел.
– Молодец. Математикой занимался?
– Больше всего математикой, и еще латынью немножко и географией.
– Так, так, – сказал Генри. – Я вижу, ты не терял времени. Должно быть, отец был тобой доволен.
– Иногда, сэр.
Генри что-то проворчал себе под нос и снова взялся за «Общедоступный справочник»
– это было проще. Ну и путаница! Но раз Пенвирн преуспевает и доволен положением вещей, а мальчик занимается математикой, стало быть он, Генри, выполнил долг благодарности, и теперь не о чем беспокоиться. Хотя чего можно ждать, если мальчик девять месяцев в году живет как джентльмен, а три месяца работает до седьмого пота и от него несет рыбой… Что ж, Беатриса заварила кашу, пусть она и расхлебывает.
Беатриса слушала Артура молча. Дождавшись, чтобы все разошлись по своим спальням, она постучалась к нему.
– Зайди ко мне.
Когда мальчик вошел, она сидела в низком кресле у окна, и он примостился на своем любимом месте, на скамеечке у ее ног.
– Ну, теперь расскажи мне, что тебя тревожит. Он помолчал, обдумывая ответ.
– Я… я немножко сомневаюсь. Тетя Беатриса…
– Да?
– Если человек… чего-нибудь страсть как хочет, очень хочет… всю жизнь. А потом уж он и надежду потерял… а тут вдруг ему счастье в руки… когда и не ждал. А ему оно уже и не в радость.
– Разве твой отец не доволен?
– Не знаю. Иногда вроде и доволен, но это больше, когда… Она ждала.
– …когда выпьет пива… Или выйдет на паруснике, а ветер попутный, и он поднимет паруса… и все глядят да завистничают… завидуют.
Он помолчал минуту и прибавил совсем тихо:
– Душой он не радуется.
Помолчали еще, потом Артур промолвил:
– Это все математика…
– Он надеялся, что ты больше успеешь за это время?
Артур кивнул.
– Он говорит: «Ты пятишься назад; прошлый год ты знал больше».
– Разве он не понимает, что у тебя нет подготовки? В первый год необходимо было вернуться к началу и заложить основы. Я ему об этом писала.
– Ага… да, я знаю.
– Может быть, он думает, что ты ленился? Я писала ему, что ты очень прилежный ученик.
– Нет, он знает, что я старался, не то бы… Нет, он знает.
– Он не бранил тебя?
– Н– Нет. Не всегда. Только… только из-за механики: градиенты, и равновесие, и инерция, и что куда падает…
– Но, Артур, это ведь не для начинающих. Тебе еще до этого нужно многому научиться.
– А он думает – не нужно… думает, ничего такого и учить не надо.
Никак в толк не возьмет, почему я этого сам не понимаю, безо всякого ученья.
Ему-то все и так понятно, почему же я не понимаю? А я не могу. Наверно…
– Да?
– Наверно, я бестолковый.
Она обняла его за шею.
– Не падай духом. На первых порах это всегда трудно. Девять месяцев не так уж много, когда приходится учиться стольким вещам сразу. У твоего отца особый талант, он, видно, не может понять, почему другим людям это нелегко дается. Но со временем ты одолеешь всю эту премудрость, ты мальчик способный и старательный… А теперь расскажи мне о маме.
Артур молчал.
– Разве ты не можешь мне сказать? В чем дело? Она здорова?
– Вроде здорова. Она… ей вроде боязно, – закончил он упавшим голосом.
– Она боится?
– Ага.
– Чего же?
– Папы.
Он поднял измученные глаза.
– Может… мне не надо было приезжать сюда… может, зря я ее оставил?
– Нет, дружок. Не надо было тебе оставаться там. Дома ты всегда был бы яблоком раздора: твои родители слишком любят тебя, из-за тебя-то у них и нелады. Скажи мне, случалось отцу… выходить из себя?
– Д– Да… бывало.
– Он сердился на маму?
– Нет.
– На тебя?
– Только… только один раз. Я сам виноват. Я… я учил алгебру. – Он прерывисто задышал. – У меня не выходило… я старался… я… я непонятливый, нехороший я. Я сам виноват. Я худо поступил, очень худо.
– Разве, милый? Расскажи мне все. Что ж ты такого плохого сделал?
– Поддался сатане. Когда хочешь такого, что не велено, – это ведь грех.
Вас сатана никогда не искушал?
– Очень часто. А чем он тебя искушал?