Сними обувь твою
Шрифт:
«Ну, если, по мнению Уолтера, это и значит становиться живым человеком, – сказала она себе, – ты, как видно, делаешь успехи. Со школьных лет ты ничего подобного себе не позволяла. Возьми себя в руки, моя милая, не то тебя, пожалуй, примут за Фанни».
То, что самообладание вдруг изменило ей, было для нее не меньшей неожиданностью, чем для мужа и сына, которые покорно принялись подбирать с полу грязное белье.
До самого обеда Беатрисе удавалось держаться с обычным своим спокойствием. Но она была счастлива, когда настал час послеобеденного отдыха. Бессонные ночи, напряжение последних недель – все сказалось теперь.
Слава богу, сегодня ее уже едва ли кто-нибудь потревожит. Генри, все еще в покаянном настроении, ушел в поселок посмотреть материалы для постройки;
Гарри, тоже смущенный и присмиревший, отправился с ним, чтобы принести Пенвирну запоздалые извинения за себя и за брата. Артур и Робертс уехали за покупками в Падстоу. Дику Гарри строго-настрого наказал, чтобы после обеда он тихонько занялся чем-нибудь и «хоть в кои-то веки дал маме передохнуть».
Она сможет полежать по меньшей мере два часа, и тогда боль немного утихнет.
Беатриса через силу добрела до кабинета и со вздохом облегчения легла.
Но, повернув голову к окну, за которым то и дело пролетали чайки, в надежде, что птицы, однообразные взмахи их серебристых крыльев успокоят ее, она увидела,что по тропинке взбирается Мэгги Пенвирн с большой корзиной.
Беатриса поспешно приподнялась, кусая губы, чтобы не застонать. Ну да, она ведь просила Мэгги как-нибудь прийти поговорить об Артуре, и конечно же бедняга должна была выбрать именно этот день!
Очевидно, это торжественный визит. Обычно босая, Мэгги была сегодня в тяжелых бесформенных башмаках, которые она надевала лишь по воскресеньям; платье и чепец из той же выцветшей клетчатой ткани, что и полог над ее постелью, были выстираны и туго накрахмалены.
Беатриса стиснула зубы.
Ну– Ну, не давай себе воли. Ты должна принять ее и быть с ней ласковой.
Должна. Ничего не поделаешь. Даже если целая волчья стая вонзит тебе в спину клыки, бедная женщина все равно должна почувствовать, что ты ей рада. Будь это кто-нибудь другой, можно было бы извиниться и не принять, но надо совсем не иметь сердца, чтобы неприветливо встретить эту несчастную, беззащитную Мэгги. Однако подняться было так мучительно, что ей удалось улыбнуться, только когда Мэгги уже переступила порог.
Беатриса пригласила ее войти, и она поставила на пол корзину и отерла разгоряченное лицо рукавом; она немного запыхалась и от смущения запиналась на каждом слове:
– Лов был удачный. Вот тут немного рыбы, может пригодится, и еще хороший омар…
Когда Мэгги открыла крышку и в корзине зашевелились черные свирепые клешни, Беатриса с трудом подавила дрожь. В первую минуту она подумала было, что Мэгги хочет продать улов, но, к счастью, вовремя поняла свою ошибку и не совершила гибельного промаха.
Нет, то был дар от чистого сердца! И по здешним понятиям дар щедрый, такие огромные омары попадаются редко, и ее ни в коем случае нельзя обидеть.
– Как вы добры! Конечно, нам это очень пригодится. Свежая рыба для пас роскошь; Уорикшир слишком далеко от моря. И какой огромный омар! Да я такого в жизни не видала. Это будет великолепное угощение для мужа и мальчиков: они так любят омаров.
Хоть бы уж Мэгги наконец закрыла корзину! Чудовище возьмет да и вылезет. И почему они сперва не убили его? В доме, наверно, никто и не знает, как к нему подступиться. Как их убивают? Похоже, он сам мастер убивать.
– Прошу прощенья, мэм, – начала Мэгги и остановилась; видно, у нее что-то на уме.
– Я слушаю вас. Да садитесь же, отдохните. Вы, должно быть, устали, пока поднимались в гору.
– Прошу прощенья, мэм… – не подумайте только, что я навязываюсь… для меня будет честью помочь вам со всякой уборкой – полы помыть, или постирать, или еще что… Мистер Повис уехал, а тут у вас больные, хозяйство…
– Спасибо за внимание, дорогая миссис Пенвирн, но у вас ведь и дома хватает дел. А Эллен сегодня утром уже покончила со стиркой, и завтра Робертс натрет полы. Лучше присядьте и поговорим, раз уж вы здесь. Эллен приготовит нам чай.
Но Мэгги все еще топталась на одном месте. Как это утомительно! Хоть бы уж она села или бы совсем ушла! Так больше невозможно, никто бы этого не выдержал – стоять и говорить любезные слова… а лицо Мэгги то расплывается, то сморщивается, то совсем исчезает…
Мэгги подхватила ее.
– Сядьте, мэм.
Беатриса беспомощно повиновалась, закрыла глаза. Когда все вокруг перестало качаться, она снова открыла глаза, выпрямилась и попыталась рассмеяться.
– Господи, как глупо! Не пугайтесь, я никогда не падаю в обморок.
Просто я немного устала… и не совсем здорова… Глаза Мэгги на мгновение стали совсем как у сына.
– Да, мэм, я знаю,.. Ваш хозяин говорил, как вы разбились, когда хотели спасти младшенького… жалость-то какая…
– Нет, нет!
Беатриса приподнялась, обеими руками зажала себе рот. Нет, только не об этом! Это нечестно. Никто не должен говорить с ней о Бобби…
Но тут в ней что-то надломилось. Она перестала сопротивляться, перестала бодриться, снова упала на стул и, уткнувшись в клетчатый подол, зарыдала, – зарыдала громко, неудержимо. Мэгги обхватила ее обеими руками.
– Ох, бедняжка, бедняжка! Мужчины, они разве что понимают. Только мы, женщины, и понимаем, право слово, Бедняжка вы моя, потеряли своего маленького, вот и я своего теряю.
Наконец Беатриса перестала плакать. Она села, негромко высморкалась и сама себе показалась до отвращения раскисшей и жалкой.
Ну, можно ли вести себя нелепее! Право же, надо извиниться перед этой женщиной. Но у нее не нашлось никаких слов.
– Мне надо пойти умыться, – только и сказала она. Вымыв распухшие глаза и приведя себя в порядок, она заглянула в кухню и попросила Эллен поставить чайник, потом, призвав на помощь все свое достоинство, вернулась к гостье.