Снова три мушкетера

Харин Николай

— А теперь быстро закутайтесь в мой плащ да опустите капюшон пониже. Как можно ниже!

— Что вы говорите! Возможно ли это…

— Ну, что там еще?! — досадливо воскликнула девушка. — Королю Франции не позавидуешь — у него такие неповоротливые мушкетеры.

Д'Артаньян скрестил руки на груди.

— Нет, мадемуазель. Тысячу раз нет, я никогда не приму такого самопожертвования, тем более от вас.

— Ах, вот как! Почему это, позвольте вас спросить?!

— Потому что не хочу, чтобы вы подвергали себя опасности.

— Но мне ничто не угрожает. Они и пальцем не посмеют тронуть меня!

— Даже если это так…

— То?

— То

и тогда я отвечу — нет.

— Господин д'Артаньян — ваша жизнь висит на волоске. Наш разговор затягивается, и в любую минуту сюда может войти часовой.

— Я разделаюсь с ним в два счета!

— Но при вас же нет шпаги.

— Да, это правда…

— Вот видите. Не упрямьтесь, сударь. Мне приходится уговаривать вас бежать от виселицы, как капризного ребенка!

— Вы само совершенство, мадемуазель де Бриссар, и именно поэтому я вынужден…

— Уступить, не так ли?

— Напротив, отказаться.

— Господин д'Артаньян, вы вызываете у меня желание повесить вас собственноручно. Клянусь, я бы сделала это, если бы нашла веревку!

— Вы больше, чем совершенство!

— Так почему же вы не хотите воспользоваться моей помощью?

— Я не могу вам ответить, мадемуазель.

— Хотите, я отвечу за вас? Вы боитесь за мою репутацию, господин д'Артаньян. Вы не хотите скомпрометировать меня. Я угадала, признайтесь!

И, так как мушкетер молчал в растерянности, не зная, что сказать, девушка взволнованно продолжала:

— Но, поймите, сударь, что, отказываясь бежать, вы причиняете мне боль. Вы делаете только хуже. Это правда, что я устала от этих казней, я не хочу, чтобы весь город возненавидел моего крестного, чтобы говорили, что у него нет сердца. Но это только полбеды… Ах, это просто невыносимо! Вы вынуждаете меня… Одним словом — уж не думаете ли вы, что сердца нет и у меня?!

Услышав, как задрожал голос Камиллы, д'Артаньян понял, что его дальнейшие колебания не только бессмысленны, но и жестоки.

— Разрешите мне поднести фонарь к вашему лицу, — с горячностью воскликнул он. — Я никогда в жизни не встречал девушки, подобной вам!

— И не встретите, поскольку перед вами единственный экземпляр, ответила Камилла, к которой сразу же вернулись ее обычное настроение и самообладание, лишь только она почувствовала, что д'Артаньян не станет более отказываться от бегства. — Слушайте же меня внимательно — наше время и так почти истекло.

— Я повинуюсь вам.

— Вы должны выйти, низко надвинув капюшон, и, ни слова не говоря, сесть в портшез. Слуги дожидаются меня на улице.

— Сколько их?

— Двое. Перед тем как войти сюда, я отдала им приказание доставить меня на площадь, к церкви, что находится неподалеку. Поэтому ваше молчание не вызовет никаких подозрений. Они решат, что беседа с приговоренным к смертной казни произвела на меня тяжелое впечатление — только и всего. И вообще, неважно, что подумают лакеи, — они хорошо вышколены. Гораздо важнее другое — чтобы часовой у дверей ничего не заподозрил.

— Понятно. Что мне делать у церкви?

— Слуги доставят вас ко входу в нее — наискосок от площади, и вы так же молча войдете внутрь. Если ваш слуга или его товарищ, прибывший с вами на фелуке, в точности выполнил мое поручение, то церковный кантор — мой близкий друг и духовный наставник — будет поджидать вас у входа. Этот добрый старик отведет вас в надежное место, следуйте ему во всем. Если же почему-либо

его не окажется у церкви, постарайтесь, войдя внутрь, сбросить плащ, чтобы не вызвать подозрений, и расспросить церковного сторожа о том, как добраться до дома кантора, сославшись при этом на меня. После этого выходите через заднюю калитку и быстро идите туда, куда укажет вам сторож. Если добрый старик на месте — все в порядке: он позаботится о том, чтобы отпустить лакеев, объявив им, что я остаюсь в церкви — молить Бога о судьбе защитников города и слушать его игру на органе. Если же его нет, а это может произойти лишь в двух случаях — либо вашему слуге не удалось известить его, либо он тяжело болен, вам надо найти его дом и передать ему то, что должен был передать ваш слуга, вернее — его товарищ.

— Что же?

— Вы скажете, что связаны личной дружбой с Камиллой де Бриссар, что вы убежденный сторонник прекращения страданий мирных жителей города, а следовательно, и противник жестоких мер коменданта. Вследствие этого вам угрожает опасность, вас преследуют. Вы передадите ему мою просьбу помочь вам — укрыть вас от погони. Он обязательно это сделает.

Слушая свою хорошенькую спасительницу, д'Артаньян отметил про себя, как быстро эта девушка сумела разработать план спасения совершенно чужого ей человека и с какой точностью ей удалось пока что следовать этому плану.

— Идите же, сударь, — тихонько сказала она, подтолкнув мушкетера к дверям, одновременно постучав в них.

Д'Артаньян порывисто поцеловал ей руку.

— Что бы ни случилось, я найду вас! Клянусь! — воскликнул гасконец и устремился из камеры навстречу дальнейшим приключениям.

Фонарь он предусмотрительно прихватил с собой, но тут же, входя в роль молодой девушки, поставил его на пороге, едва успев затворить за собой дверь камеры, сделав вид, что ему тяжело его держать в руках.

Часовой заглянул внутрь и увидел там ту же картину, что и раньше, закутанная в серый дорожный плащ фигура в нахлобученной на голову широкополой черной шляпе лежала на грубой деревянной койке, или кровати, отвернувшись к стене.

Стражник подобрал с порога фонарь и обернулся. Все, что он успел увидеть, была удаляющаяся фигура в широком уже знакомом ему бархатном плаще.

— Постойте, мадемуазель! — окликнул часовой, движимый не столько подозрительностью, сколько вежливостью и чувством долга.

Однако д'Артаньян, которому вовсе не улыбалась перспектива объяснений со стражником, ускорил шаги, одновременно прилагая титанические усилия, чтобы подражать грациозной девичьей походке. Низко пригнув голову, он нырнул в портшез, подхваченный рослыми лакеями. Спрятавшись за занавесками, мушкетер благословил предусмотрительность Камиллы, указавшей лакеям путь назначения.

Полагаем, что лакеи почувствовали возросшую тяжесть своей ноши. Однако обоим слугам оставалось только теряться в догадках и нести портшез туда, куда приказала им госпожа; ничего другого им и в голову не приходило. Лакеи действительно были хорошо вышколены.

Таким образом, задуманный мадемуазель де Бриссар до не правдоподобия дерзкий и до смешного простой план удался, а сама она в точном соответствии с этим планом, закутавшись в плащ д'Артаньяна, осталась лежать на тюремной койке, поздравляя себя с удачей в той части дела, которая касалась д'Артаньяна, и начиная испытывать смутную тревогу в отношении своей дальнейшей участи.